Сохранена оригинальная орфография и пунктуация текстов. Данные о количестве жертв в разных документах могут отличаться. В разделах «События» и «Жертвы» число жертв дано по документам, в которых, на наш взгляд, приведена наиболее достоверная информация.

Из книги Давида Элиезера Розенталя «מגלת הטבח» («Свиток резни»). Перевод на русский язык осуществлён Михаэлем Шафиром:

Когда добровольцы вошли в Балашов, они схватили всех местных евреев, около шестидесяти семей, и бросили их в тюрьму. Многие из узников, включая женщин и учеников гимназии, были сразу же убиты без суда и следствия. В тюрьме заключенных пытали с большой жестокостью. Во время ухода деникинцев из местечка, в тюрьме оставалось несколько человек, которые заболели тифом. Как впоследствии сообщил комендант Марков, добровольцы убили также всех больных, прежде чем оставили город.
Остальные заключенные были переправлены в городок Урюпинск. Там мужчин и женщин вместе содержали в темной и грязной тюрьме, принуждая их к каторжным работам, в то время как они почти умирали от голода. Офицер Марков, комендант города, был комендантом главной части второго казацкого корпуса. Число убитых было больше пятидесяти.

С текстом книги «Свиток резни» Вы можете ознакомиться на личном сайте Михаэля Шафира

Из бюллетеня о-ва рем. и земл. труда, № 3 Петроград, Декабрь 1919 года.

Погромы в Балашевѣ. (Сообщения уполномоченных О.З.Е.)

Дважды казацкiе отряды входили в Балашев: 1-го и 14-го iюля и оба раза учинили погром над евреями.
Еврейское населенiе города Балашева состояло приблизительно из 300 семейств на общее число населенiя в 35-40 тысяч жителей, так что евреев приходилось разыскивать, и казаки, входя в город, первым долгом освѣдомлялись: “гдѣ проживают евреи”. Уличные мальчишки им это указывали и началась звѣрская расправа. Погром произошел не без вѣдома и согласiя командного состава. На это указывают слѣдующiе факты: I) Во время погрома был расклеен по городу приказ за подписью генерала Абрагамова, в котором армiя призывалась к борьбѣ с “жидовскими комиссарами” и коммунистами. Фраза: “жидовскiе комиссары” повторялась очень часто на разные лады. 2) Когда привели первую партiю арестованных, ротный командир распорядился — “Евреи вперед”, вышло несколько еврейских семейств, мужчины, женщины, старики и дѣти. Командир обратился к ним со слѣдующими словами: “Ваши братья евреи пролили на Дону кровь наших братьев, теперь вы за них поплатитесь. Вперед к мосту”. Это было мѣстом пытки и казни. Младшiй командный состав лично участвовал в погромѣ. Среди банд громил и убiйц были также урядники. Число убитых точно не установлено. Насчитывают приблизительно 50 жертв. Многим удалось спасти жизнь выкупом, а других спасло вмѣшательсто христiанского населенiя. Спасшiеся вернулись избитыми, окровавленными и раздѣтыми почти до нага или в одном нижнем бѣльѣ. Арестованы или увезены казаками свыше 80 человѣк, участь которых неизвѣстна.
Ограблены всѣ еврейскiя квартиры, почти без исключенiя. Казаки ходили группами по улицам розыскивать еврейскiя квартиры. Одна группа, бывало, входит, а другая вслѣд за ней заходит. Первая — забирает деньги и все болѣе цѣнное, а слѣдующiе уже довольствовались остатками, снимая даже занавѣски. Все, что они не могли забрать, раздавалось тут же толпѣ или уничтожалось. Попадавшихся под руку евреев били жестоко и безпощадно. Изнасиловали женщин, не щадя беременных и подростков.
Во второй раз бѣлые оставались в городѣ втеченiе 10 дней. За все это время евреи не только не осмѣливались показываться на улицѣ, но боялись появляться на своих квартирах; они все время прятались в подвалах, на чердаках, в амбарах и т.п.
Когда город был опять занят красной армiей, Эвакуацiонная Коллегiя представила евреям, по их личной просьбѣ, эшалон для выѣзда. Выѣхали почти всѣ. Из 55 семейств старожилов осталось около 12 семейств.
Их направленiе была Самара, за исключенiем нѣскольких семейств, которые стремились в Сѣверо-Западный край. В Ртищевѣ поѣзд был задержан и послѣ долгой волокиты и больших мытарств эшалон был отправлен в Сердобск и оттуда, по распоряженiю Саратовскаго Губилѣнбѣжа, в Симбирск. В Симбирск прибыло всего 971 человѣк, нѣкоторые остались по пути в Сердобск, Пензе и др. городах. Здѣсь начинается новая исторiя. На засѣданiи представителей Собеза, Губилѣнбѣжа и Биржи Труда рѣшено было мобилизовать их на полевыя работы и распредѣлить по деревням, несмотря на протесты со стороны погромленных и не считаясь с тѣм, что большинство из них больные и даже избитые. Послѣ долгих и напряженных усилiй и хлопот, в концѣ концов, их выпустили из вагонов и они отправились по городу.
Совершенно не было квартир, куда их помѣстить, и по ходатайству нѣкоторых еврейских общественных работников, военная власть временно предоставила им свободныя армейскiя квартиры, а остальных размѣстили в лавках, совершенно не пригодных для жилья, гдѣ валяются на сыром полу. Предоставленные армейскiя квартиры приведены бывшими жильцами в негодность: нѣт дверей и со всѣх сторон сквозит, клозеты не вывезены и вѣтер приносит ужасную вонь. Санитарныя условiя безпримѣрныя — нѣт ни бань, ни мыла и люди валяются в грязи, грязном бѣльѣ и очень часто совсѣм без бѣлья.
Не лучше обстоит дѣло питания. Питательного пункта нѣт;  хлѣбныи паек не выдается, пока они не будут зарегистрированы коллективно, и часто они остаются без хлѣб. Об усиленном и спецiальном питанiи больных и дѣтей и говорить не приходится.
Образовался Комитет помощи погромленным, который состоит из представителей самых пострадавших и мѣстных общественных работников. Средства Комитета очень ограниченныя, и он оказывает маленькую помощь совершенно неимущим, чтобы спасти их от голодной смерти. Остальные проживают свои послѣднiе гроши, или продают свои уцѣлѣвшiе послѣднiе пожитки.
Послѣ всѣх этих переживанiй и мученiй, неудивительно будет, что среди этих несчастных развиваются разныя эпидемическiя болѣзни, главным образом возвратный тиф. Болѣют почти поголовно цѣлыми семьями. Врачебная помощь почти отсутствует. Больные валяются в лавках на полу, за неимѣнiем мѣста в больницах. Обслуживает их добровольный врач Комитета, но один он не может справиться, тѣм болѣе, что нѣт медикаментов. Но удивительно поэтому, что число умирающих громадное — за короткое время умерло свыше 20 человек. С появленiем в городѣ холеры их жилища являются, без сомнѣнiя, удобным очагом для заразы. 

Оригинал документа (стр. 10-11)

При вступлениiи Добровольческой Армiи въ Балашовъ въ 1-ый разъ были схачены всѣ евреи въ числѣ 65 человѣкъ, въ томъ числѣ женщины и дѣвушки-гимназистки, были тутъ же убиты солдатами безъ всякаго суда. Надъ арестованными издѣвались, глумились и мучили. При оставленiи Добрармiей Балашева нѣсколько человѣкъ изъ арестованныхъ, заболѣвшихъ тифомъ во время заключенiя, были оставлены, и, по словамъ есаул Меркова, разстрѣляны. Остальные были  эвакуированы въ Урюпинскую станицу и помѣщены въ грязную, темную тюрьму. Содержатъ ихъ въ очень грязномъ помѣщенiи, кормятъ плохо — выдаютъ только ½ ф. хлѣба и гороховой похлебки; работать заставляютъ по уборкѣ улицъ и чисткѣ помойныхъ ямъ подъ улюлюканiемъ толпы. Бѣлье имъ не выдаютъ; спятъ здоровые и больные вповалку на голой землѣ. Всѣхъ ограбили, бьютъ прикладами и нагайками. Среди арестованныхъ имѣется 75-лѣтнiй старикъ, по фамилiи Виникъ, его жена и еще три женщины. Тамъ же содержится двое / фамилiя одного — Кранценблюмъ /, бѣжавшiе изъ германского плѣна и имѣющiе медали, полученныя ими въ русско-германскую войну. Среди арестованныхъ имѣется нѣкiй Мольтеръ, прибалтiскiй нѣмецъ, съ крестами на шеѣ, задержанный только потому, что он лицомъ похожъ на еврея.
Кромѣ этихъ 65-ти лицъ тамъ же содержится 30 военноплѣнныхъ; среди нихъ малолѣтнiе, насильно мобилизованные большевиками.
Комендантъ станицы Урюпинской, въ распоряженiи которого находятся арестованные, состоитъ есаулъ Марковъ, комендантъ Штабсъ-Квартиры 2-го Отдѣльного Донского Казачьего Корпуса.

Оригинал документа (стр. 15)

Запись рассказа свидетеля Эйдельмана представителю ОЗЕ для Евобщесткома о погроме в г. Балашове Саратовской губ.
казачьими частями корпуса генерала К.К. Мамонтова в июле 1919 г.

Не ранее марта 1921 г. 

Балашовский погром 20 июня 1919 г. (Так в документе. События происходили в июле 1919 г.)

Тихо, по улицам никого не видно. Стою под крышей. Видно как красноармия отступает, сразу начинается оружейная стрельба, видно на [реке] Хопре около электрической станции и мельницы «Арзамасуева». Вдруг громаднейший взрыв. Выбило стекол со всех домах городах. Крик народа: «Ратуйте». Бегут на лошадей санитары с Земской больницы, народ. Много раненых с стекол бегут толпами в больницу. По направление Саратовской ул. едет команда с полиметом, видно как на элеваторе устраивается. Вдруг пулеметная стрельба. Стрельба продолжилась до 8 час. вечера, потом затихло. Тревожный гудок ровно в 6 час. утра. Гудок гудел до 7 час. утра. Все в погребах сидим и разговариваем тревожно, детишки плачут. Тихо на улице, уже светло. Команда красноармейцев едут на Хоперском бетонном мосте. Вдруг выстрел, лошади бегут. Около Военного Комиссариата появился, видно, казак, но без погонов. Стал ногами на лошадь, вынимает саблю: раз — вверх, два раза — в сторону. В минутный срок целый отряд казаков револьверами на готово пиками бегут по городу, за ним еще два отряда. В городе показался народ. Буржуазия надета в праздничном, встречает хлебом-солью. Минут через 20 я вышел на улицу. Собирается толпа Буржуазий. Начинают рассказывать про красных, об издевательств красных, об отобрании своего имущество. 

Вдруг начался разговор о «жидах». Одна дама, видно из Буржуазий, мадам Богатырева, рассказывает, что Комиссар Кочневный был жид; отобрал, что у них было. Другая — о своем мануфактурном магазине. Потом начались вопросы: «Где жиды живут?». Показывают на большой дом на углу Московской и Разъезжей. «Вот здесь все жиды живут. Весь дом они загрязнили». Я стою и слушаю, но конечно меня не узнать, что я еврей. А в этом доме Давыдова и я живу. Когда показали на наш дом, я забегаю во двор, забегал в погреб, где сидели жильцы нашего дома, человек 50, и предложил им, чтобы было тише, ибо к нам идут казаки. В погребе тихо сидят и в сердцах боятся. Видно, что лошади топтаются на нашем дворе. С криком: «жиды выходите, ибо соравно найдем и застрелим» — слушаем. Все сидят как предсмертные. В это время во дворе служил у парикмахера еврея Военнопленный Австриец. Австриец выбегает, казаки с криком: «вот жид». Австриец подошел к ним и разяснил, что он не жид, а Военно-пленный Австриец. Его слова подтвердила одна жена офицера, который жил рядом с нами. И они его не трогали, а начали с ним вопрос снимать «где жиды этого дома». Он ответил, что жиды все попрятались где-то в погребе на Саратовской улице в аптекарском магазине. Хотя верно сидели там пред приходом казаков, но потом Аптекарь Эльсон велел уйти. Все выбегли со двора и пустились на Саратовской ул. Меня высылают из погреба разведчиком. Я тихо вышел на улице. Фуражка лежит у меня на голове, для того, чтобы не узнали знакомые ребята. Вижу, ведут по Везжей (так в документе; следует: Разъезжей) улице евреев. 8 чел. избитых, кров во всех. Один подвязан к хвосту лошади. Лошадь бегает. Он веревкой по улице катает. Бородатому еврею эйдут, всю дорогу бьют плетками, небывалый крик: «Застреляйте нам». Рвут с себя одежды. У молодого еврейчика, ходившей в хорошем костюме, сняли костюм и сапоги, эйдут в подштанниках. Стали на Чечеренской ул народ. Толпа начинают спрашивать: «кто был этот? Вы видели, как он у нас стрелял?». Один мужик ответ дает, «что ты, товарищ». Услышав товарищ, они бросились к этому мужику: «ты что, товарищ? те пора умреть, а он называет товарищам». И начали плетками по лицо. Потом начали к мужику: «ты что хотел говорить? Говори, мужик». В ответ: «хоть убейте, моя совесть не дозволит сказать, что этот старый бородатый еврей не может стрелять и не коммунист». «Ты что, наверно он дал тебе, что он награбил у наших русских. Ты что, зачитник жидов? эйдем суда». Мужик подходить, получил плеток пять. Потом начали издевательства над этими 8 евреев. 1-му положили лицом к земле и все казаки, человек 10, ехали на ним. Кров течет, как не с человека, а с коровы. Крик его: «Ратуйте» — даже вольная публика плакала и разбеглась и начали просить, чтобы их лучше так застреляли. Поднимают его с земли, от лютой жаркой крови лицо не видно. Саблю в голову с криком: «бей жидов, спасай Россию». Один казак взял за ногами, другой — за голову, отвезли и бросили около мельницы. Остальные сем человек стоят предсмертные. Один упал в бессознании и кончился. Взяли казаки, отрубили руку и бросили. Взялись за третьяго, с лошади подняли его на волосы. Вырвали руками половину голову, окончился, бросили. Четвертого, старый еврей черной бородкой, взяли саблей отрезали бородку: «тебя-то мы живым закопаем». Отвезли к мосту три человека остальных, велели бегать. Начали бегать, думая домой. На дороге андиты тремя выстрелами кончили несчастных. Окончили на Чечеренской улице, поехали. С кровью приезжает полк. Уже 1 час дня. Видно золотопогонников целый гибель, поют песнь. Трупы по улицам валяются. Прихожу домой, т.е. в погреб. Начинаю рассказывать, плачут, дети шепчивут. Я выхожу с погреба обратно. Хочу бегать, что слышно с моим дядюшком, который живет на Ильинской улице д 17. Вижу, стоит там толпа, мальчишки, крестяне, крестянки и много др, тащат дядюшкин подушек перин, пальто, сапоги и одежды, денег. Их я никого не вижу. Вдруг народ бежит, я интересуюсь посмотрет. Вывезли двух братьев живущих у моего дяди: братья Туркеничи, мальчишки 16 лет и 17 лет. Кров на лицо, больше пока никого не вижу. Потом вывезли одного портного, и вижу, вывезли и дядюшки, и дочерей, и сын. Разбитые, кров течет. Бежит за ними и маленький Ребенок, 6 лет, дядюшкин дочеров. Ведут их по Хоперской улице. Я уже думаю, что как раз на Чечеренской хожу как предсмертный сам. Но всетаки я стараюсь эйти следом, чтобы хотя узнать, взять их на могилу. Подвезли их к номерам Россий на Хоперской улице. Вижу там флаг трехцветный. И потом Комендант двор большой завезли. На дворе там и стоит врач Цехнович, надетый в погонах тоже. Так сам желтый Цехнович начал просить кого-то с погонами. Это был комендант Мордвинцев. И вижу отпустила дочерей с ребенком. Выходят, я конечно в сторону для того, чтобы не заметили меня. Эйдут по улице и плачут. Я подхожу кним. Они мне говорят, что Комендант говорил, что их не застрелять, а отвезут в тюрьму до допроса. Я уже успокаивался и ухожу домой узнать, что тама делается. Прохожу Саратовской улице, вижу, везут семью из 9 человек. Ваксалия, знакомые как раз с Двинска, разбитые, кров течет. Везут по направление к тюрьме. Прохожу и Хоперскую улицу. Вижу, зайшли в дом, где была общежитие евреев беженцев. Хожу следом и за ними. Сидит во двор старый еврей, держит на руках годового ребенка, немного слепой и играется с ней, конечно, еще такой, который не развит. Криком: «Жид, Жид, Жид, поймали жида! Комиссара бить, бить!» — и начали плетками по этому старому еврею. Маленькому ребенку за ногами в стену, и окончился. И его вывезли на улицу и, не дождя минуты, с Револьвера застрелили. Тащут с этого дома постели, саблями разрывают. Вдруг вывезли где-то с сарая еврея на одной ноге, дровосек, известный старик, лет 60. Вывезли, подвезли к номерам «метрополя». На низ публика много. Светлый, красивый день, народу много. В храбрости дельцы показали и застрелили этого кривого еврея около гостиницы. Я конечною слезами на глазах думаю, не лучше себе самому кончиться. Прихожу домой, вижу, а тама толпа стоит. Тащат с погребов одежду наших. Пока никого не вижу. Вдруг я вижу, что там принимают участие и погонники. Уже 8 час. вечера слыщится тривожный гудок, а они все еще на нашем дворе тащут. Гудок все больше и больше. Началась стрельба. Они сейчас же на лошадях и начали бегать, оставляя награбленное на произволь судьбы. Появился на мосте Бронированный поезд. Стрельба эйдет. Темно, вечером в городе уж никого нет, сидят в погребе. Все вещи на дворе. Я взял, закрыл двор, сел на крыльцо и унал как в бессознание. Утром, в 8 час. ,страшная орудейная стрельба. Появились Красные части в улице. Немного как радостно, но не могу забыть издевательства. Куда не косну, все у меня на глазах показывается вчерашние чудеса. Будто мне думается, вот они эйдут, и никогда меня из ума не выходят замученные жертвы несчастья: стариков и маленьких детей. Никогда не забуду о ребенке, который был убит головой к стенке. Будьте прокляты мировые бандиты. 

Эйдельман 

Текст документов приведён по сборнику документов «Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны. 1918—1922 гг.», ответственные составители: Зюзина И.А., Милякова Л.Б. Подлинники документов хранятся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 424. Л. 3—4. Подлинник.)

Из материала, полученного от К-та бвр. Делегации в Париже.

Господину И.М. Ротштейну.

Царицын 13/8 1919 г.

Ростовъ на Дону.

Сегодня явился ко мнѣ студентъ-медикъ 5-го курса Саратовкаго Университета Мельцеръ, мобилизованный въ Царицины 19/20-го iюля с.г.,а 21 Iюля заболѣвшиiй возвратнымъ тифомъ, помѣщенный въ госпиталь № 15 въ Царицинѣ въ д. Репникова, теперь выздоравливающiй послѣ 2-хъ приступовъ тифа, и разсказалъ мнѣ слѣдующую кошмарную исторiю, которую я подъ свѣжимъ впечатлѣнiемъ считаю своимъ долгомъ подѣлиться съ Вами. Разсказъ его настолько напоминаетъ ужасы средневѣковья, крестовыхъ походовъ, что я не рѣшаюсь считать его за истину; полагаю, что въ цѣломъ г. Мельцеръ преувеличиваетъ, какъ самъ пережившiй всѣ ужасы,  но если даже 1/10-ая часть его разсказа вѣрна, то содрогнуться можно отъ всего происшедшаго. Дѣло было при вступленiи Добрармiи въ Балашовъ въ 1-ый разъ. Были схвачены всѣ евреи въ числѣ 65 человѣкъ / цѣлыми семьями / и посажены въ тюрьму, нѣсколько человѣкъ, въ томъ числѣ женщины и дѣвушки-гимназистки, были тутъ же солдатами убиты безъ всякаго суда; разумѣется въ тюрьмѣ издѣвались, глумились и мучили. При оставленiи Балашова нѣсколько часовъ, заболѣвшихъ тифомъ / въ томъ числѣ отецъ Мельцера-старикъ / оставлены въ Балашовѣ и, по словамъ есаула Маркова, разстрѣляны; остальные эвакуированы въ Урюпинскую станицу и тамъ помѣщены въ грязную темную тюрьму. Тамъ они до отъѣзда г-на Мельцера / который, какъ медикъ, вырвался изъ тюрьмы, благодаря хлопотамъ какой-то женщины-врача / содержались; кормили ½ фунта хлѣба и гороховой похлебкой, работать заставляли по уборкѣ лицъ и чисткѣ помойныхъ ямъ подъ улюлюканье мѣстныхъ жителей-хулигановъ. Бѣлья не мѣняли. Спали здоровые и больные вповалку на голой землѣ. Среди арестованныхъ имѣется один 75-лѣтнiй старикъ по фамилiи Виникъ, его жена и еще 3 женщины. Всѣхъ ограбили, бьютъ прикладами и нагайками. У одного арестованного портного Гевера все лицо отъ побоевъ окровавлено. Тамъ же были двое / фамилiи одного Кранцельблюмъ, другого не помнитъ /, бѣжавшiе из плѣна и имѣющiе медали, полученныя въ германскую войну. Тамъ же содержался нѣкiй Мальтеръ, прибалтiйскiй нѣмецъ, съ крестами на шеѣ, только потому, что онъ похожъ на еврея.
Комендантомъ станицы Урюпинской, распоряженiемъ котораго ожила средневѣковая тюрьма, состоитъ есаулъ Марковъ, полный титулъ котораго таковъ: комендантъ Штабъ-квартиры 2-го Отдѣльнаго Донского Казачьяго Корпуса. Кромѣ этихъ 65-ти чел. / за освобожденiемъ студ. Мельцера осталось 64 / тамъ же содержится 30 военно-плѣнныхъ, среди нихъ и малолѣтнiе, насильно мобилизованные большевиками. Отецъ студ. Мельцера Надотель Шлiмовичъ Мелцеръ, давнишнiй житель Балашова, былъ купцомъ, во время владычества большевиковъ былъ  разоренъ и служилъ прикащикомъ въ лавкѣ кооператива, оставленъ былъ какъ сказано, въ Балашовѣ въ больницѣ. При освобожденiи студ. Мельцера изъ тюрьмы есаулъ Марковъ на вопросъ, гдѣ отецъ, улыбаясь сообщилъ ему, что отецъ разстрѣлянъ при эвакуацiи Балашова. Вотъ вкратцѣ содержанiе 2-хъ часового разсказа студ. Мельцера. Наблюдая студ. Мельцера все время, пока онъ разсказывалъ, мнѣ временами казалось, что онъ психически не вполнѣ нормаленъ, до того потрясло его все пережитое. <…>

Оригинал документа (стр. 14-16)