Из книги Давида Элиезера Розенталя «מגלת הטבח» («Свиток резни»). Публикуется с разрешения переводчика на русский язык Михаэля Шафира

В то время, когда деникинцы взяли Киев, Хабное находилось под властью «большевика» Струка[6]. Тогда он еще не устраивал открытых погромов, и советская власть в далеком уезде считала его за своего. Но когда Струк средь бела дня восстал против советской власти, которая тогда базировалась в Киеве, и принялся громить евреев и устраивать погромы, молодежь Хабного организовала «нейтральную власть» в составе нескольких десятков еврейских юношей, которые создали общество самообороны.

Целью этого общества была защита местечка от нападений различных банд, которые действовали в округе. Никаких властных полномочий у него не было. На его печати было лишь «Общество самообороны» без серпа и молота.

Но все же местные крестьяне видели в нем представительство советской власти, и даже приходили в него со своими тяжбами.

II

Аман[7]

Тихая жизнь в местечке закончилась в декабре 1918г. В воскресенье в Хабное ворвались около тридцати всадников, все одетые в парадную форму и хорошо вооруженные. Они выбрали себе жилища в центре города, назвались петлюровцами и сообщили, что были посланы для того, чтобы основать в этих местах власть. Их капитана звали Лазнюк, а атамана – Струк.

«Основывать власть» они начали той же ночью. Один еврей вез в Киев груженную грибами телегу. Часовые «новой власти» на него набросились, товар у него отобрали, а самого избили смертным боем. На следующий день они принялись собирать с евреев огромную сумму контрибуции, и евреев, к которым предъявляли требования, нещадно избивали.

Лазнюк оставался в местечке в течение трех недель, а затем его покинул. В феврале 1919г. он вернулся, и тогда в местечке была убита первая жертва, Н. Манюша. Лазнюк в городе долго не задерживался, но в апреле он появился снова. Тогда Лазнюк был ранен одним из своих солдат. Ходили слухи, что ранивший Лазнюка солдат был красноармейцем, присоединившийся к отряду с намерением его убить.

В городе паника. Евреи боятся, что солдаты решат отомстить им за раненого капитана, и устроят погром. В Овруч[8] к советским властям был послан человек с сообщением обо всем происходящем. Оттуда был выслан отряд. Но Струк прибыл в Хабное лично. Он переговорил с командирами отряда. Рассказал им, что склоняется к большевизму и пообещал перейти на их сторону вместе с мобилизуемым им отрядом. Он соблазнял их этими обещаниями, пока они не согласились разрешить ему послать Лазнюка в киевскую больницу. Там он скончался. Красноармейцы покинули Хабное и вернулись в Овруч. Струк начал мобилизацию своего отряда, а Хабное осталось в руках струковцев. Они грабили и разоряли евреев, но случаи убийств происходили очень редко.

В то время к струковцам присоединился еврей, житель Хабного, которого называли Аман. Он был сильным, как бык, человеком. Этот Аман был способен отобрать у своего соседа еврея все, что у того было, кроме жизни. Убийцей он не был. Много семей было избито и ограблено из-за его доносов. Но следует признать и то, что он много раз рисковал жизнью ради того, чтобы спасти евреев от смерти.

Неоднократно бывало так, что ты бежишь на крики и видишь, что один из боевиков уже стоит и направляет пистолет на свою жертву, намереваясь ее прикончить. Но вот спешит Аман, как стрела, выпущенная из лука, сильным ударом выбивает пистолет из руки боевика, хватает его за плечо и кричит: «Стой! Не смей убивать!». Он заговаривает пьяному боевику зубы, ведет его к себе домой, стелет ему постель и укладывает спать. Таких случаев было много.

У этого Амана сначала было большое влияние на струковцев и на самого Струка. После того как это влияние исчезло, он присоединился к самообороне. В 1920г. в его дом ворвалось несколько струковцев, чтобы его убить. Но ему удалось спастись через вторую дверь, которая выходила во двор. После этого он уехал в Америку.

III

Первый погром

Струк постоянно был занят сбором партизан в свой отряд. После того как ему удалось собрать большую банду, он открыто восстал против советской власти. И первым делом он решил расправиться с евреями, убить и уничтожить слабых этих, беззащитных и далеких от всякой политики, погруженных в повседневные заботы о том, где найти кусок хлеба, чтобы утолить голод членов их семей.

Струк занес дамоклов меч не только над одним Хабным, но и над всей округой. Убийства евреев в селах и на хуторах, в лесах и на полях происходили ежедневно. Царила большая паника. На дорогах находились боевики, было невозможно ни выйти из города, ни войти в него. Сельские евреи искали убежища в городе, в который изредка входили части Красной армии.

Но с наступлением весны Струк начал устраивать погромы в городах тоже.

Отряды Струка вторглись в Чернобыль, Радомышль[9], Брусилов[10], Иванков[11] и Горностайполь[12], где грабили еврейское население. Погромы продолжались несколько дней, иногда целые недели. Они прекращались и возобновлялись снова. Пришла очередь и Хабного.

В Хабное вошел полк под командованием командира полка Клименко, который в местечке встал лагерем вместе со всем своим штабом. С виду солдаты были интеллигентными молодыми людьми, вели себя воспитанно. Некоторые из них были почти подростками, гимназистами. Было трудно поверить в то, что они бандиты, и уже умыли свои руки еврейской кровью.

Одна женщина, хозяйка пансиона, в котором остановились штабные офицеры, мне рассказывала:

«Когда солдатам что-то было нужно, они не требовали, а просили. Вместе с этим, мы были вынуждены печь для них хлеб и гладить им белье, которое они у нас отняли. Они говорили, что пришли не убивать евреев, а лишь воевать с коммунистами. Но так как почти все евреи являются коммунистами, вместе с ними иногда гибнут и невиновные люди».

В местечке не было ни одного коммуниста. Полковое командование тоже понимало, что в местечке, в котором почти все жители либо торговцы, либо ремесленники, коммунистов найти невозможно. В принципе, в штабе служили офицеры типа Тараса Бульбы, простые и грубые люди, без всяческой тайной дипломатии.

«Командир полка Клименко, — рассказывала мне та женщина, — был красивым мужчиной возрастом около 25 лет. Но его красота была дикой. Он был одет в красивую, но грубую одежду. На всех его пальцах были нанизаны дорогие золотые кольца, украшенные драгоценными камнями. На его груди висели золотые цепочки. Взгляд его был дерзок. Черты лица внушали ужас. Следует признать, что в глазах дочерей жителей города он был эталоном красоты. И после того как он был убит силами самообороны, они оплакивали его горькими слезами: «Боже, Боже, наше Солнце погасло!»».

Очень скоро начались организованные погромы.

Награбленное еврейское имущество собиралось в большие кучи. После этого его перевозили в села. Там складировалась кожа, ткани, подушки, одеяла, одежда, самовары, серебряные подсвечники и другие вещи.

Они не были слишком избалованы: грабили и отнимали все, что попадало к ним в руки.

IV

Убийство

Самая интенсивная деятельность началась перед прибытием Струка. После того как бандиты опустошили дома, они начали проникать в погреба и в хлева. Лопатами они перекапывали землю и доставали из-под нее мешки с вещами, которые евреи успели спрятать.

Но все это были еще цветочки…

По горькому опыту окрестных городов евреи Хабного знали, что с прибытием Струка начнутся резня и убийства. Более половины еврейских жителей оставили свой город и бежали в Народичи[13] Волынской губернии, расположенные в 25 верстах от Хабного. Но остальные сбежать не успели: струковцы захватили переправы.

Прибыл Струк. Положение стало очень неспокойным. Были получены сообщения, что на Хабное наступают большевики. Струковцы должны были спешить. У бандитов не было никакого желания встречаться с Красной армией. И вот, на следующий день начались погром и убийства, которые продолжались три дня.

Сигналом к началу резни послужил выстрел. В ту ночь было убито двенадцать человек, были также раненые и покалеченные. Многие были арестованы. Среди арестованных был, в частности, местечковый резник. В основном бандиты действовали холодным оружием. В одном из домов они разрезали на части сына и дочь (сын был без руки, инвалид войны), затем порубили отца, сделав его калекой. В другом доме бандиты схватили хозяйку, нещадно ее избили и приготовились убивать. Когда муж услышал ее крики, он покинул свое укрытие и появился перед бандитами. Они его схватили, но он вырвался и побежал к реке. Там его заколол один из штабных командиров.

Женщина продолжила свой рассказ:

«Через два часа штабные офицеры вернулись, взволнованные и запачканные кровью. Я постучала в их дверь под тем предлогом, что хочу принести им ужин.

— Так что, накрывать вам стол?

— Как хочешь, хозяйка, мы не очень голодны.

Но я убеждала их поесть, надеясь, что во время еды мне удастся что-то у них выудить.

Когда я пришла, чтобы убрать со стола посуду и приборы, то увидела, что от ужина осталось много еды, и что один офицер даже не притронулся к своей тарелке. На вопрос, почему он не ест, он ответил:

— Не могу есть, хозяйка, кровь… смерть… Ведь я только что убил человека!

— И кого ты убил?

— Еврея…

— Но почему?!

— Он наверняка был коммунистом. Большевики хотели на нас напасть, но мы их опередили и догнали их. Они хотели сбежать, а я нашел одного из них на реке и заколол его своим кинжалом».

Позже были доставлены арестованные. Благодаря ее многочисленным ходатайствам, они были освобождены.

На следующий день резня должна была продолжиться. Но вдруг возникли проблемы: были получены известия о том, что к городу приближаются не выдуманные большевики, невооруженные калеки и инвалиды, а самые настоящие большевики, сильные и вооруженные.

В штабе поднялась суматоха. Телефоны звонили каждую секунду.

Паника, бегство. Из города выезжают восемнадцать последних телег, груженных еврейским имуществом.

«Жильцы» сказали хозяйке пансиона:

— Сегодня судьба евреев Хабного будет решена: на город наступают большевики. Может быть, здесь состоится сражение. Если они победят, то знайте, что вам улыбнулась очень большая удача. Но не дай вам Бог, если победим мы. Тогда вам никакой пощады не будет. Мне жаль твою семью, постарайтесь спрятаться в каком-то надежном месте.

Но никакого сражения не было. Когда спустя несколько часов в Хабное ворвались большевики, струковцы уже успели исчезнуть в неизвестном направлении.

V

Организация самообороны

Красная армия начала приближаться к городу. Евреи покинули свои укрытия, выползли с чердаков и из погребов, и рекой потекли на улицы. Слезы радости, объятия. В минуту радости они забыли о том, что у подавляющего их большинства не осталось даже куска хлеба, чтобы утолить голод. Лишь одетая на них рубашка была единственным, что у них осталось, и им нечем даже покрыть свои головы. Инстинкт выживания возобладал над всем остальным: «Мы живем и существуем, спаслись от бандитов-струковцев, а о том, что будет завтра, позаботится Бог».

Но радость не была долгой. Красноармейцы пробыли в городе лишь несколько дней, а затем его покинули. В местечке опять началась паника. Лишь возвратившиеся из Народичей беженцы были не очень перепуганы. Счастливцы! Они еще не знали, что такое погром. Но те, кто уже изведал его вкус, покрылись гусиной кожей при мысли о том, что погром возобновится. Но никакого выхода не было. Бежать в Киев означало либо умереть там от голода, либо стать жертвой свирепствовавшего там сыпного тифа.

Но хуже всего было положение молодежи:

«Перед нами, — рассказывает секретарь самообороны, — было два пути. Либо остаться в местечке и каждое мгновение ждать жестокой смерти от бандитских рук, либо покинуть местечко вместе с Красной армией. Но ведь тогда наши родители и родственники будут брошены на произвол судьбы в когтях убийц».

Молодежь собралась и решила организовать самооборону.

Еще до этого предпринимались какие-то попытки защитить город.

Когда приходит Красная армия, бандиты спешат скрыться в лесу. Но когда красноармейцы уходят из города, в него немедленно возвращаются бандиты и угрожают евреям расправой. Первой задачей молодежи было разорвать связь между лесом и городом. С этой целью они поставили часовых на четырех въездах в город, и назначили наблюдателей, которые должны были посещать посты, проверяя, находятся ли по ночам часовые на своих местах.

VI

Золотые зубы

Вот что рассказывает командир самообороны:

«У нас уже закончилось терпение сносить угрозы бандитов. Я решил: «Я – это не они». Я поехал в Коростень[14]. Оттуда мне удалось привести в Хабное батальон солдат. Я сам взял в руки ружье и присоединился к ним. Бандитов мы прогнали. Но через два дня батальон получил приказ покинуть город. Батальонный комитет над нами сжалился, и оставил нам 11 ружей и 1500 патронов. Но это было все равно, что ничего. Трое наших товарищей съездили в Чернобыль и в Коростень, и им с трудом удалось найти 100 ружей и 3000 патронов. И вот, оружие у нас есть, но где взять солдат? Я обратился к бедняцкой молодежи, чтобы они охраняли город за 20 рублей керенскими купюрами. Но добровольцев оказалось мало. Мы были вынуждены мобилизовать молодежь насильно. Двое юношей, которые отказались присоединиться к охране, были избиты. После этого отказчиков не было».

Командир самообороны и впоследствии исполнял свои обязанности энергично и на высоком уровне. Благодаря ему самооборона нагнала страх на все окрестности. «Золотые зубы» (у командира были золотые коронки) внушал страх и трепет ближайшим позициям бандитов. В местечке командира самообороны за его упорство и упрямство называли «Даяра»[15]. Когда в 1912г. его призвали в армию, он не пытался уклониться от призыва. Он был взят в плен австрийцами. В Вене за короткое время он получил специальность электромонтера. Его специальность избавила его от лагеря. Он работал монтером в венской больнице. В 1918г. он возвратился из плена. Он силен и здоров, его тяжелую руку люди чувствуют и во время рукопожатия. Таков и его взгляд: тяжелый и ни на мгновение не останавливающийся на одном месте. Не зря его бандиты его боялись.

Вот один из многих случаев, касающихся деятельности командира самообороны, о котором рассказал секретарь:

«Однажды командир самообороны взял с собой 18 бойцов и отправился в село Максимовичи[16], где находилось бандитское гнездо. Командир самообороны созвал крестьян на собрание. Явились все, ведь это «Золотые зубы» велел. Командир самообороны поднялся на трибуну и приказал бойцам «Цепь!». 18 бойцов, постукивая ружьями, быстрыми шагами окружают собрание, на котором присутствует более тысячи человек. «Если вы, так вас и так, немедленно не сдадите мне бандита Зайца, я вас всех уничтожу, а ваше село сожгу!». Ни у кого не возникло и мысли о том, чтобы ему воспротивиться. Настолько силен был страх, который на них наводила самооборона с «Золотыми зубами» во главе».

Его звали Давид. В самообороне было еще двое, кого звали Давид, и они тоже были силачами. Поэтому евреи Хабного говорили: «Три Давида нас защищают».

Но сила самообороны этими тремя не ограничивалась. Организация, крепкая связь, которая связывала воедино всех ее членов, а также чувство ответственности, которое ощущал каждый из них, усиливали ее силу и мощь.

Самооборона была организована следующим образом. Командир самообороны, два командира отрядов и четыре командира, завхоз, инструктор и казначей. Бойцы разделялись на действующих (48-50 человек) и резерв (100-150 человек).

Резерв нес ответственность лишь за внутреннюю охрану города, действующие силы всегда находились в распоряжении штаба. Бойцы подразделялись на взводы. В каждом взводе было по 15-20 бойцов, их посылали в места, где находились логова бандитов, чтобы их схватить и привести в Хабное. Из Хабного их посылали в уездный город Чернобыль. Несколько бойцов самообороны находились в местечке постоянно. Они служили в штабе, на почте и в милиции. Члены самообороны вообще не занимались своими личными делами, и зарабатывали на жизнь, получая зарплату. Источниками доходов самообороны были налоги, которые платили те, кто вывозил товары из Хабного в другие места. Охранники не давали вывозить товары, если у хозяев не было полученной в штабе квитанции о том, что они заплатили налог. Был случай, когда брат командира самообороны вез товар, и у него была квитанция лишь об уплате половины налога. Командир велел задержать его товар, пока он не заплатит все, что должен.

Был еще один источник дохода. В ходе обысков в селах бойцы отбирали у крестьян награбленное, и возвращали его хозяевам. Но если хозяев не было, эти вещи продавались, и вырученные деньги поровну делились между бойцами.

Этот военный коммунизм еще более скреплял бойцов. Социальный состав членов самообороны был довольно пестрым. Среди них были и «наследники дома Романовых» (так в Хабном называли компанию из нескольких богатых семей, которые находились между собой в родственных отношениях), и бедняки, доказавшие своей готовностью умереть свое право на жизнь.

VII

Еврейский ЦК

(Из рассказов секретаря)

«Командиры и начальники были избраны большинством голосов. Но дисциплина командиров была низкой. Попросту говоря, дисциплину они не любили, несмотря на то, что каждый из них с готовностью исполнял свои обязанности без всяких приказов. Когда их посылали в определенное место, каждый из них желал знать куда и зачем. Тайн и секретов они не любили. Когда им сообщали о цели их миссии, они быстро выполняли свою работу, в особенности, когда их посылали ловить бандитов».

Однажды им было нужно переправить командиру самообороны, который находился в определенном месте, какой-то секретный документ. Бойцы не желали отправляться в путь, пока им сообщат о его содержании. Штаб был вынужден пойти на этот компромисс: бойцам сообщили о содержании документа, когда бойцы уже сидели в телеге. Таким образом секретность была сохранена, и документ был передан командиру.

Однажды был случай, когда во время выборов бойцы отказались переизбрать командира из-за его упорства и упрямства. Лишь только после того как все члены комитета в знак протеста против того, что командир не был переизбран, уволились со своих постов, бойцы были вынуждены подавить свои «оскорбленные чувства», и командир был возвращен на занимаемую им должность. Кстати, следует отметить, что у членов самообороны вообще не было права выбирать командира, оно было лишь у фельдфебеля. Командира прислали из уезда. Но после того как первый присланный из уезда командир оказался бандитом и бойцы его расстреляли, уезд от этой привилегии отказался. Но в общем плане отношения между самообороной и уездом были хорошими: бойцы были освобождены от службы в армии.

Конверт, запечатанный печатью самообороны, везде служил пропуском. Но иногда между советской властью и бойцами возникали трения: власть хотела, чтобы самооборона занималась и взысканием налогов на недвижимость, а также арестовывала попадавшихся ей дезертиров. Но самооборона категорически отказывалась от исполнения этих обязанностей. Она не желала рядиться в одежды советской власти. Единственным ее желанием было защищать город и охранять его от нападений бандитов. В местечке была и милиция, но она находилась под надзором самообороны, так же как почта и телеграф. В дни паники самооборона отобрала у милиции оружие, опасаясь, что милиционеры перейдут на сторону бандитов. После длительных переговоров с уездными властями самооборона получила разрешение на собственную печать, но без серпа и молота, то есть символов, присутствовавших на советской печати. Несмотря на это, окрестные крестьяне считали самооборону советским органом и со всеми своими вопросами обращались в «еврейский ЦК». Был случай, когда крестьянка явилась в комитет самообороны и потребовала заставить ее мужа с ней развестись.

Причина, по которой окрестные крестьяне называли самооборону «ЦК», была следующей:

Члены самообороны постоянно были заняты перевозкой попавшихся им бандитов в уездный город. Случалось много раз, что бойцам было нужно пройти с бандитом через село, в котором он жил. В большинстве случаев бойцов было лишь трое или пятеро. Опасаясь нападения со стороны родственников и друзей, бойцы, чтобы их испугать и не дать им приблизиться к телеге, при входе в село открывали стрельбу. Когда в руки бойцов попадал бандит, отличающийся особой жестокостью, он получал свое наказание в виде сильных и продолжительных побоев. В особенности это происходило в случаях, когда бандит попадал в руки тех, чьи родственники от него пострадали, и он знал, что наступает его черный день. Штаб, который всегда возражал против поднимания рук на арестованных, не имел возможности этому воспрепятствовать.

Однажды один из юношей схватил бандита. Когда юноша узнал в нем того мерзавца, что обесчестил его сестру, в нем вскипел гнев, он принялся избивать бандита и ранить его. Когда его товарищам удалось вырвать бандита из его рук, он находился на последнем издыхании. Убийцу отправили в уезд, а через несколько дней он вернулся домой.

Случаи, когда известных бандитов отпускали, происходили очень часто. Далекий уезд не очень разбирался в том, кто из приведенных на суд бандитов действительно проливающий кровь убийца, а кто из них честный человек, случайно попавший под подозрение. Иногда они обвиняли невиновных и оправдывали преступников. Самообороне это очень не нравилось. Ей хотелось, чтобы преступники получали по заслугам, а невиновные выходили из суда чистыми. Такие ошибки и творимая судом несправедливость могли повлечь за собой большие беды и неприятности. Наказание невиновных могло разозлить даже тех крестьян, которые не тяготели к бандитизму. Точно так же, освобождение известных убийц могло навлечь беду на евреев.

VIII

Смерть героев

Самооборона не выходила в бой с бандитами. Обе стороны избегали столкновения. Лишь однажды бандиты внезапно совершили нападение на бойцов, и тогда был убит один из членов самообороны. Но этот случай еще более сплотил самооборону. Отряд в составе двадцати одного бойца переправлял одного бандита. Бойцы шли не строем. Вдруг из леса, из которого они только что вышли, раздался выстрел. Члены самообороны испугались. В этот момент убийца сбежал. Но они очень быстро пришли в себя. Они легли цепью и открыли ответный огонь. Командир, намереваясь испугать бандитов, поднял голову и закричал: «Первый батальон – направо, второй – налево в обход! Ура!». Но он тотчас упал, заливаясь кровью от попавшей в него пули. Упав, он прокричал: «Товарищи, я ранен!», и спустя мгновение слабым голосом сообщил цепи: «Товарищи, я умираю, вытащите из моей сумки капсюль гранаты». Это были последние слова командира перед смертью.

Следует отметить, что имя этого командира, который до последнего вздоха заботился о защите своего родного города, не было достаточно известно и среди его товарищей. Он был сыном бедной вдовы, и все его называли прозвищем «Цобура». Его деятельность по защите города и геройская смерть вернули ему его имя: Меир Сапожник.

Смерть товарища испугала бойцов и ослабила их боевой дух. Они решили вернуться, и, отстреливаясь, отступили к селу Федоровка[17]. Один из бойцов получил ранение.

Очень скоро в село были приведены двумя бойцами двое арестованных: дряхлый старик и двенадцатилетний подросток, у которых были обнаружены две серебряные ложки и две жареные курицы. После недолгого запирательства арестованные признали, что они несли бандитам еду. Куриц они отобрали у двух еврейских девушек, которые были убиты бандитами. Стало ясно, что в округе свила себе гнездо шайка убийц. Убитый, раненый и двое арестованных в сопровождении нескольких бойцов были посланы в Хабное, а остальные вышли на поиски бандитов.

Печальные известия встревожили местечко. Но очень быстро его жители ободрились. Для того чтобы ослабить хвалящихся победой бандитов, им следовало принять энергичные меры. И вот, командир самообороны с несколькими бойцами, захватив с собой несколько коробок с патронами, вышли на поиски убийц. Они взяли с собой и арестованного подростка, чтобы тот провел их к месту расположения бандитов. Выяснилось, что в то время, когда Струк пребывал в Хабном, он служил его курьером.

Прошло два дня. От бойцов не поступало никаких известий. Город был погружен в печаль. И вот прохожие сообщили, что в районе Мартыновичей[18] вчера был слышен гром выстрелов. Паника в городе усилилась. Бандиты наверняка собрали большое войско и решили начать с самообороной войну.

На третий день из Мартыновичей поступил звонок, и командира самообороны позвали к телефону.

Вместо него ответил секретарь. И вот что ему сообщили:

— Молодежь вчера арестовала отца, который к бандитам никакого отношения не имеет. Его связь с бандой уже разорвана. Если ты дашь мне честное слово освободить отца, я завтра доставлю тебе пушку, которую спрятал мой брат.

Честное слово было дано. В город вернулось спокойствие. Теперь следовало как можно скорее сообщить об этом командиру самообороны, чтобы он в пылу не убил арестованного. И вот два бойца, которые только что похоронили своего товарища, с штабным приказом на руках в полночь покидают город. Они успевают отдалиться от города на расстояние нескольких верст и вот, им навстречу идут члены самообороны, которые возвращаются с трофеями: ими были захвачены несколько бандитов и много оружия. Бандиты, которых они отправились искать, скрылись из своего лагеря (большой шалаш в гуще леса), но они, следуя указаниям подростка, нашли автоматическую винтовку. Подростка они отпустили. На третий день была доставлена пушка, и отец бандита был освобожден.

IX

Мера за меру[19]

Война между бойцами и бандитами ужесточалась. Жажда возмездия распаляла кровь обеих сторон конфликта. В те дни бандиты схватили еврейскую женщину с дочерью, и похоронили их живыми в лесу. Через несколько дней команда бойцов перевозила в Чернобыль одного арестованного. Прохожие сообщили, что отряд боевиков численностью в 15 человек собирается напасть на бойцов в районе Мартыновичей, когда те будут возвращаться в Хабное. Послать им помощь уже не было никакой возможности. И вот штаб обратился к городу: срочно передайте в Мартыновичи по телефону, чтобы они приготовили лошадей для шестидесяти бойцов, которые уже вышли из Хабного по пути в Чернобыль. Штаб нисколько не сомневался, что это сообщение будет в мгновение ока передано бандитам, и те отступят.

Бойцы возвращались домой. Была ночь. Светила Луна. И вот, навстречу им движется телега с несколькими пассажирами. «Стой, кто пассажиры?», — закричали бойцы. «Жители Хабного», — был дан им ответ. Но бойцы что-то заподозрили. Они быстро спешились и набросились на пассажиров. Выяснилось, что это те бандиты, которые похоронили живьем женщину с ее дочерью. Одному из них удалось бежать. Оставшиеся были вынуждены рассказать, где находится могила. Бойцы вытащили из могилы женщину и ее дочь, и вместо них похоронили живыми бандитов.

Самооборона действовала энергично, изо всех сил стараясь уничтожить бандитов. Но вдруг на нее обрушилась страшная сила, которая вынудила ее прекратить свою деятельность на целый год.

В Базарской волости[20] Волынской губернии восстало несколько тысяч крестьян. Глава повстанцев Закусилье попытался договориться с самообороной и послал запрос на парламентеров. Но самооборона не пожелала разговаривать с бандитами и своих представителей не послала. Тогда Хабное подверглось нападению шестисот партизан, которые разоружили бойцов и двух из них убили, включая одного из «Давидов». Главу самообороны они искали во всевозможных укрытиях, но так и не нашли.

Это случилось в августе 1919г. Повстанцы были уничтожены Красной армией. Но самооборона тогда не могла организоваться снова. Некоторые были убиты. Некоторые покинули Хабное и переехали в Киев или в Ровно. Некоторые присоединились к Красной армии. Кроме этого, тогда не очень ощущалась в ней необходимость.

Зима прошла более или менее спокойно. Весной явились поляки. Они издевались над евреями, отрезали им бороды, грабили и разоряли дома, но никого не убивали. Банды в то время притихли и не тревожили евреев. Но после того как поляки покинули Украину, бандиты вернулись к своей деятельности. Осенью 1920г. все угрозы 1919г. возобновились. На этот раз больше всего страдали евреи, проживавшие в окрестных Хабному селах. Наиболее пострадали евреи, проживавшие в селе Добрики[21]. Там были уничтожены также женщины, старики и дети. В праздник Сукот авангард струковцев вошел и в Хабное. Но местные крестьяне им объявили, что если они устроят погром, то будут иметь дело с ними.

X

Праздник, который стал ужасом

Но через месяц в Хабное вторглась банда под командованием Зайца и Сливы. Они подожгли несколько домов в разных концах города, убили и ранили несколько человек, а ночью исчезли. Тогда самооборона возродилась. Под руководством прежнего командира она воевала с бандитами и побеждала их. Тогда штаб решил покончить и со Струком.

Штаб вступил в переговоры с крестьянами какого-то села, в котором Струк часто появлялся. Один из крестьян сообщил штабу, что Струк с четырьмя бандитами находится на расстоянии одной версты от Хабного.

Когда было получено это известие, командир выбрал двенадцать самых лучших бойцов самообороны, посадил их в телеги, и сам, вооруженный с головы до ног и одетый в крестьянскую одежду, повел их верхом на лошади.

Они прибыли в село ночью. Командир тихо постучал в окно сообщившего крестьянина. Крестьянин вышел, дрожа от страха, чтобы сообщить, что Струк выехал в район Любовичи[22], расположенный на расстоянии 10-12 верст. Там он вместе с компанией своих приближенных, в число которых входило около тридцати бандитов, отпразднует день Михаила. Крестьянин посоветовал бойцам самообороны вернуться домой, так как все это очень опасно. Но командир детально расспросил его о ведущей в Любовичи дороге. Бойцы отправились далее. Вот горят огни. Командир расставляет бойцов на расстоянии трехсот шагов от дома, отдает последние распоряжения и приближается к свету.

— Кто идет? – задал вопрос часовой, но пуля немедленно пронзила его сердце.

Бойцы начали осыпать дом градом пуль. Взятые врасплох бандиты в ужасе начали выпрыгивать их окон, оставляя за собой убитых. На следующий день в Любовичи был послан более крупный отряд. Они схватили там известного бандита Файзила, а дом, в котором Струк праздновал свои именины, сожгли.

С тех пор бандиты не осмеливались нападать на местечко. Лишь в 1921г. бандиты под командованием Зайца и Сливы совершила нападение на евреев, которые возвращались с ярмарки, и убили восемь человек. Это были последние жертвы периода погромов. Заяц и Слива вскоре были схвачены самообороной. Осенью 1921г. в районе Хабного появился Тютюнник, но в тот раз он не устраивал погромов.

Бандитизм в районе Хабного постепенно сходил на нет. Местечко, которое малой кровью избавилось от бандитов благодаря самообороне, начало залечивать свои раны и восстанавливать разрушения.

С текстом книги «Свиток резни» вы можете ознакомиться на личном сайте Михаэля Шафира.