В Дмитровке после погрома, начавшегося 3 мая 1919 года в соседней Знаменке, искали убежища многие евреи. 10 мая в село прибыл с отрядом Суфхонов – правая рука атамана Григорьева – и начал грабить еврейские дома: «Солдаты налетали на еврейские дома, отбирали деньги, драгоценности и ценные вещи, а затем ушли». Через два дня стало известно, что жители села собираются на тайные сходки. В Дмитровке распространяли универсал (воззвание) атамана Григорьева. Евреи ощущали нависшую угрозу и своё бессилие, ожидая смерти. Крестьяне отстранились и избегали общения. Некоторые из них сочувствовали евреям. По воспоминаниям свидетеля, «иногда, в укромном углу, пьяный крестьянин встречал какого-то еврея, падал ему на грудь, обнимал его, слезы капали у него из глаз, и он говорил печальным голосом: «Жаль мне тебя, Мошке!»… Но очень быстро он затыкал себе рот…». 16 мая состоялось собрание, на котором крестьяне и боевики спланировали расправу. Главными выступавшими были земский врач Андреев и работник исполкома Евстах Самбурский. Евреи понимали, что не в силах предотвратить беду. Делегация с предложением откупа в 50 000 рублей была отвергнута. В пятницу вечером, после встречи субботы, около десяти часов раздались четыре выстрела – сигнал к началу погрома. Погром и резня были организованы и спланированы во всех деталях. Со всех сторон в местечко ворвались погромщики; взрослые и дети метались в поисках укрытия, стучались в дома к христианам, но те с насмешками захлопывали перед ними двери. В ту ночь было убито множество людей, среди них: в одном доме – десять человек – старики, женщины и дети; в другом – родители, чьи дети остались сиротами; в третьем – почти вся семья. В синагоге убили пожилого мужчину, а евреев, пытавшихся хоронить погибших, расстреляли. По приказу доктора Андреева раненых евреев не принимали в больницу, а уже принятых – выгоняли. Сёстры милосердия заставили тяжелораненого юношу подняться – он упал и умер. Местный торговец Чакенко, считавшийся «юдофилом», оказался одним из зачинщиков: он точил оружие для бандитов, а из его кузницы выходили «нейтральные» милиционеры, обыскивавшие еврейские дома под предлогом поиска оружия.
В субботу утром погром утих, но в воскресенье вечером, 18 мая, возобновился. По воспоминаниям свидетеля, который вместе с 13 другими евреями прятался в доме, хозяйка и соседка были расстреляны. Сын хозяйки сошел с ума: «Единственный сын хозяйки дома лежит с нами и все слышит, еще немного, и крик боли вырвется из его горла, и тогда пропадем мы все. Но он лежит и молчит. Ни один звук не выходит из его уст… Он сошел с ума…».
Многие евреи хотели бежать, но боевики убивали их на дорогах. Двое, Шульман и Полонский, решившиеся на побег, были убиты.
19 мая приказ прекратить убийства, полученный из Александрии и штаба григорьевцев, лишь ненадолго успокоил убийц. После отступления григорьевцев из Знаменки 22 мая и последующего их возвращения погром в Дмитровке вспыхнул с новой силой. В ту ночь было убито много людей и изнасиловано около тридцати девушек, включая десятилетних девочек; пытались надругаться и над семидесятилетней женщиной.
24 мая в Дмитровку вошли части Красной армии, издавшие приказ о сдаче оружия и награбленного, но крестьяне его не выполнили. Через три дня армия ушла, и насилие возобновилось. Несмотря на опасность, евреи начали массово покидать местечко. Из примерно трёхсот еврейских семей в Дмитровке осталось около пятидесяти. В праздник Шавуот, 4 июня, и в последующие дни были убиты многие из оставшихся; раненых не принимали в больницу, и они умерли от ран. 8 июня часть уцелевших бежала в Елисаветград. Двух стариков семидесяти и семидесяти четырёх лет погромщики нашли в семинарии и убили после того, как осквернили Ковчег Торы и разорвали свитки.
Нашелся только один крестьянин, который проявил милосердие. Несмотря на ходившее поверье, что помощь евреям – преступление, старик унёс домой раненого еврея. Отвечая на упрёки соседей, сказал: «Бог мне простит».
В ходе погромов мая – июня 1919 года в Дмитровке было убито около ста евреев, без учета тех, кто умер от ранений. Еврейская община была полностью уничтожена: в селе остался только один еврей.
Из книги Давида Элиезера Розенталя «מגלת הטבח» («Свиток резни»). Публикуется с разрешения переводчика на русский язык Михаэля Шафира
Местечко Дмитровка находится на расстоянии восьми верст от Знаменки. Там погром и резня начались еще 3 мая 1919г. Много евреев Знаменки бежало в Дмитровку. Наше местечко уже ощутило дыхание погрома. Евреи съежились и сжались как перед бурей. 10 мая к нам со своим отрядом прибыл Суфхонов, правая рука Григорьева. Солдаты налетали на еврейские дома, отбирали деньги, драгоценности и ценные вещи, а затем ушли. Через два дня в городе стало известно, что крестьяне собираются на тайные собрания. Универсал Григорьева переходил из рук в руки, на улицах начали появляться подозрительные субъекты.
Местный крестьянин, работавший в исполкоме, Евстах Самбурский, получил от евреев деньги и пообещал им, что эксцессов не будет. Но упорные слухи называли имя Самбурского в числе зачинщиков резни и погрома. Евреи видели, что над их головами нависла опасность, но также осознавали свою слабость. Они знали, что не в их силах сделать что-либо, чтобы избежать опасности, они сидели, сложа руки, и ждали смерти, и отчаяние проникало в бездну их сердец. Крестьяне перестали встречаться со своими знакомыми евреями, и не вступали с ними в разговор. Но иногда, в укромном углу, пьяный крестьянин встречал какого-то еврея, падал ему на грудь, обнимал его, слезы капали у него из глаз, и он говорил печальным голосом: «Жаль мне тебя, Мошке!»… Но очень быстро он затыкал себе рот… Погром висел в воздухе. 16 мая крестьяне и боевики собрались для того, чтобы обсудить детали и план резни и погрома. Главными выступавшими были земский врач Андреев, Самбурский и другие. Евреи послали на собрание делегацию с просьбой пощадить город и пообещали 50,000 рублей. Собрание пообещало через час дать им ответ. Ответом было:
— Даже если вы нам дадите дом, полный серебра и золота, мы не отложим погром.
Дело было в пятницу вечером, после Встречи Субботы. Старики возвращались из синагоги домой. Произносили Кидуш на вино с напевом Девятого Ава и со слезами на глазах, пробовали кусок рыбы на кончике вилки, запрещено нарушать Субботу, но слезы душат, и отчаяние гложет сердце как гадюка, и все ожидают чуда.
В десятом часу вечера четыре выстрела донеслись с четырех краев города. Это был знак к началу погрома. Сразу же после этих выстрелов начались дикие вопли, звон разбитых стекол и гром частой пальбы. Полчища погромщиков со всех сторон окружили город, взрослые и дети бегут в поисках укрытия. Они стучатся в дома христиан, но те встречают их насмешками и захлопывают перед ними двери. Бежать за город невозможно. Убийцы окружили его и перекрыли дороги. Слышны крики: «Хватай, тащи, стреляй!».
Я и мои соседи, проживавшие со мной в одном дворе, не знали, что делать. Во всем дворе нет ни одного укромного угла, в котором мы могли бы спрятаться. Но мы вспомнили о протоке, протекавшей рядом с домом. Мы поспешили к реке, вошли в воду, а головы спрятали в тине. По берегу в спешке бегут боевики, занятые своей работой. Погром и резня были организованы и спланированы во всех деталях. У них был даже пароль, без которого они никому не давали пройти.
Я слышу с берега голоса:
— Пароль!
— Дай хату!
— Проходи, Ваня!
Крики пьяных смешиваются с громом выстрелов… Пляска чертей…
Ночь длилась как вечность. Она казалась нам бесконечной. Но когда ночь прошла, мы начали по ней тосковать. В свете дня можно было обнаружить наше укрытие. Мы отошли от берега и углубились в воду. Утром стало немного тише. Был слышен плач. Мы вышли из реки. В ту ночь было убито много людей. В одном доме рядом лежат десять убитых, старики, женщины и дети. В другом доме был убит отец, и его жена и дети оплакивают своего кормильца. В одном из домов была убита вся семья, лишь глава семьи, тяжелораненый, остался в живых. Убитые валяются везде. Все дома и лавки ограблены, и крестьяне заняты погрузкой товаров и вещей на телеги. Было также много раненых, но доктор Андреев издал строгий приказ не принимать раненых евреев в больницу, а тех, кого уже приняли, прогнать силой. В больнице был один юноша, опасно раненый в голову и в ногу, который не мог сдвинуться с места. Сестры милосердия силой стащили его с кровати и поставили на ноги. Он упал и умер. Чакенко, местный торговец, который считался юдофилом, был одним из зачинщиков погрома. Все утро он просидел в своей кузнице, которая была полна боевиков, чиня и затачивая их оружие. Вот выходят из его кузницы нейтральные милиционеры, и заходят в еврейский дом, который уже опустошен боевиками, и ищут в нем оружие, выполняя приказ, согласно которому все находящееся в городе оружие должно быть сдано в милицейский участок.
К вечеру несколько мужественных евреев попытались заняться погребением убитых. Убийцы на них набросились и убили трех человек, оставшиеся побросали тела и убежали. Несколько боевиков ворвались в синагогу, нашли в ней одного старика и убили его. В субботу утром погром и убийства немного утихли, для того, чтобы возобновиться с новой силой в воскресенье вечером, 18 мая.
Этой ночью мы прятались в яме, которую нашли под полом. Нас было 14 человек. Яма была узкой. Мы лежали друг на друге, одной кучей, засыпанные пылью и без необходимого для дыхания воздуха. Мы лежали тихо, боясь подать голос, опасаясь, что боевики нас услышат и поубивают. Сверху до нас доносятся дикие вопли, пьяные песни и звук шагов, которые приближаются к нашему дому. Также звуки выстрелов. От этих звуков наши сердца замирали. Что-то душило в горле, дыхание прерывалось. Сверху в доме были лишь две женщины, хозяйка и соседка. Убитый муж соседки тоже лежал в доме, а хозяин дома был убит вчера в синагоге. Их сын лежит с нами в яме под полом. Трах-тах-тах! Начали ломать дверь.
— Сейчас! – закричала хозяйка дома и приблизилась к двери, чтобы открыть.
— Встать в шеренгу! – велели боевики.
Женщины плачут, умоляют, предлагают боевикам все, что у них есть. Боевики берут деньги, а затем велят им:
— К стенке!
И две женщины падают на пол, а до нас доносятся их предсмертные стоны.
Единственный сын хозяйки дома лежит с нами и все слышит, еще немного, и крик боли вырвется из его горла, и тогда пропадем мы все. Но он лежит и молчит. Ни один звук не выходит из его уст… Он сошел с ума…
Утро 19 мая. Безмолвие. Многие хотят бежать, но это невозможно, боевики засели на дорогах и убивают всех попадающих к ним в руки евреев. Оплакивают свою горькую участь евреи из Знаменки, которые пытались найти в Дмитровке убежище от сабель Григорьева. Они попали из огня в полымя. Некоторые решили испытать судьбу и попытаться уйти из города. Но они оставили свои намерения после того как были убиты первопроходцы Шульман, Полонский и другие.
Вдруг из Александрии и штаба григорьевцев, был получен приказ прекратить резню. Фома Самбурский, брат Евстаха, прибыл в Дмитровку, и объяснял на собраниях толпе, что убийствам следует положить конец. Несмотря на то, что он говорил лишь для отвода глаз, стало немного спокойнее. В четверг 22 мая григорьевцы начали отступать от Знаменки.
Но в пятницу григорьевцам вдруг улыбнулась военная удача. Они вернулись в Знаменку, а в Дмитровке погром и резня возобновились с еще большей силой. В этот день было много убитых. Но еще ужаснее была ночь пятницы. Много людей было убито, а также были изнасилованы 30 девушек, включая девочек десяти лет. Пытались изнасиловать также семидесятилетнюю старуху.
В субботу в Дмитровку вошли части Красной армии, григорьевцы рассеялись по лесам и по селам.
Но Красная армия не принесла ожидаемого спокойствия, так как все приказы остались на бумаге, и не были приведены е исполнение. Армия издала приказ, по которому в течение 24 часов все оружие и награбленное должно быть сдано в комендатуру, но никто ничего не принес. В крестьянских домах было произведено несколько обысков, но они делались лишь для видимости. В результате этого грабители убедились в своей безнаказанности, и положение евреев еще более ухудшилось.
Через три дня Красная армия ушла из Дмитровки и переместилась в Знаменку. Тогда погром возобновился с прежней жестокостью. Грабеж и убийства происходили средь бела дня. Во главе погромщиков стояли три брата Самбурских, начальник исполкома Андрущук, Ленка Пузанова, братья Коц, Ченер, доктор Андреев и санитар Остапов. Не обращая внимания на опасность, которая подстерегала их на дорогах, евреи начали массово бежать из города. Из трехсот семей в городе осталось лишь 50. В праздник Шавуот и после него были убиты многие из тех, кто остался в городе, раненые не были приняты в больницу и умерли от ран. Оставшиеся лежали по углам, обездоленные, голые и босые, и боялись подать голос. Лишь 8 июня нам удалось бежать в Елисаветград, где мы оказались в опасности голодной смерти. Местечко Дмитровка лишилось своих жителей. В нем осталось лишь три еврея, по рассказам, двое из них были убиты, один 70 лет, а второй – 74 лет. Убийцы обнаружили их в семинарии, где и убили, после того как осквернили Ковчег Торы и разорвали свитки Торы.
Были убиты около ста человек, не включая тех, кто умерли от ран. Примерно такое же количество было убито григорьевцами на дорогах и в селах.
Некоторые крестьяне всеми силами желали помочь евреям в их беде, но боялись подвергнуться насмешкам со стороны своих товарищей, которые бы обвинили их в любви к евреям. Кроме этого, среди народа распространилось поверье, будто бы помощь евреям является уголовным преступлением. Лишь один старый крестьянин взял к себе домой раненого еврея. Этот еврей валялся снаружи. Кровь лилась из его ран, он тяжело дышал, вокруг него стояла толпа и с любопытством за ним наблюдала. Старый крестьянин подошел к раненому, и начал его поднимать, чтобы отнести к себе в дом. Когда некоторые из собравшихся стали упрекать этого крестьянина за то, что он взваливает на свою душу такой тяжкий грех, он ответил:
— Бог мне простит!
И взял раненого к себе в дом.
С текстом книги «Свиток резни» Вы можете ознакомиться на личном сайте Михаэля Шафира
Жертвы
В мае – июне 1919 года в Дмитровке были убиты около ста евреев, без учета тех, кто умер от ран. Евреев убивали в домах, синагоге, на улицах; 30 девушек были изнасилованы, в том числе девочки 10 лет. Погребения пресекались убийствами, раненым намеренно не оказывалась медицинская помощь.
Палачи
Бандит Суфхонов
Бандит Суфхонов
10 мая 1919 года в Дмитровку прибыл отряд Суфхонова — ближайшего соратника атамана Григорьева. Его бойцы немедленно начали грабить еврейские дома, отбирая деньги, ценности и имущество. Эти действия стали прологом организованного погрома, в ходе которого крестьяне и боевики убивали мужчин, женщин и детей.
Погромщики села Дмитровка
Погромщики села Дмитровка
В мае – июне 1919 года в Дмитровке погромщики устроили жестокую расправу над еврейским населением. После ухода банды Суфхонова, возглавлявшего первый налёт и грабежи еврейских домов, инициативу в организации убийств взяли местные жители. Они начали готовиться к погрому.
16 мая состоялось собрание, на котором был обсуждён план расправы. Делегация евреев, предложившая откуп в 50 000 рублей, получила ответ: «Даже если вы дадите нам дом, полный серебра и золота, мы не отложим погром». Главными выступавшими были крестьянин Евстах Самбурский, работник исполкома, и земский врач Андреев. Самбурский ранее получил от евреев деньги, обещая защиту, но впоследствии стал одним из зачинщиков погрома. Его брат Фома прибыл из Александрии с формальным приказом прекратить убийства, и ненадолго наступило затишье. Позднее оба брата Самбурских, вместе с третьим, были названы среди главных организаторов резни.
Врач Андреев открыто призывал к расправе и распорядился не принимать раненых евреев в больницу, из-за чего многие умерли от ран. Местный торговец Чакенко, считавшийся «юдофилом», в день погрома точил оружие для боевиков. Из его кузницы выходили так называемые «нейтральные милиционеры», которые, вместо того чтобы остановить грабежи, обыскивали еврейские дома под предлогом поиска оружия. Во главе погромщиков стояли также начальник исполкома Андрущук, Ленка Пузанова, братья Коц, Ченер и санитар Остапов. Они руководили разграблением домов и лавок, убийствами мужчин, женщин и детей.
Всего в Дмитровке погромщиками было убито около ста евреев, без учета умерших от ран.