Сохранена оригинальная орфография и пунктуация текстов. Данные о количестве жертв в разных документах могут отличаться. В разделах «События» и «Жертвы» число жертв дано по документам, в которых, на наш взгляд, приведена наиболее достоверная информация.

Заметка «Большевики расстреляли 20 евреев в Бобруйске», опубликованная в газете The Jewish Monitor, 25 июля 1919 года, стр. 1 (перевод с английского языка)

Ужасная бойня евреев произошла в Бобруйске Минской губернии, когда 1200 еврейских беженцев вернулись из Литвы, где они спасались от ужасов войны.

Большевики стреляли по толпе еврейских беженцев, и 20 человек сразу пали замертво.

Оригинал заметки

Заявление пострадавших в совет еврейской общины г. Бобруйска Минской губ. об эксцессах со стороны польских военнослужащих 4 октября 1919 г.

Издевательства поляков над еврейским населением в день Йом-Кипура – 4 октября 1919 года

Копия записки, поступившей в Совет Еврейской Общины гор. Бобруйска

В субботу 4 октября, в день Йом-Кипура, все мы, прихожане Маггидской синагоги, помещающейся на Адамовской улице, собрались в синагогу для поста и молитвы. В 9 час. утра во время богослужения в синагогу ворвались два вооруженных польских солдата (как мне потом говорил Янкель-Евно, проживающий цо Татьяновской ул., № 50, солдаты эти – уланы 10-й роты войск Великопольских) и с криком: «Жиды, на работу!» – стали нас избивать прикладами, срывать молитвенные одеяния (талесы), вырывали из рук молитвенники и бросали их на пол. В синагоге поднялась страшная паника, и молящиеся начали выскакивать из окон, однако уйти удалось только немногим, и около тридцати чел[овек] остались в синагоге; тогда солдаты расставили нас в шеренгу и повели к Солдатской синагоге (Татьяновская ул., № 37), там повторилось то же самое, и к нашей группе прибавилось человек 25. Оттуда нас повели к синагоге Файнштейна (по Скобелевской ул.), присоединили еще несколько десятков человек, и повели за город. Не щадили никого – среди нас были семидесятилетние старики. Расставив в шеренгу, заставляли ходить в ряд; если же кто-либо из стариков по слабости отставал, его награждали страшными ударами нагаек и прикладов. Когда к нам пытались подходить жены и сестры, чтобы дать нам обувь (так как по обычаю в этот день мы в синагоге молились разутые, в калошах или в носках), их отгоняли побоями и ругательствами. Так под градом самых диких издевательств и побоев нас погнали 8 верст за город. Всю дорогу нас заставляли петь, а того, кто пел не особенно громко или не так, как это нравилось солдату, также избивали. Наконец нас привели к месту работы: мы должны были нагружать на возы сено. Стог сена стоял в болотистом месте, и по колено в топкой грязи нам приходилось тащить охапки сена со стога к возу, приблизительно  ½ версты. У самых возов стояли солдаты и избивали тех, которые, как им казалось, недостаточно ревностно относились к работе; особенно сильно были избиты Янкель Папуш, учитель Шмуэль Силиль, проживающие на Старых Планах в собственном доме, и Янкель Евнин, прожив[ающий] по Татьяновской ул., №50, – все трое глубокие старики. В общем, больше всех доставалось слабым и хилым старикам, которые по своей физической слабости не могли так быстро ходить или носить столько сена, сколько хотелось солдатам. Мы просили относиться к нам более человечно, указывая на то, что сегодня у нас Судный День, что со вчерашнего дня мы ничего не ели и достаточно изнурены ходьбой. Но ничего не помогало, издевательствам и побоям не было конца. Вообще, вся работа могла бы быть исполнена и 5 людьми, нас же было человек около 80-ти, и были мы собраны, очевидно, только для того, чтобы издеваться над нами. Когда все возы были нагружены, нас выстроили в шеренги, чтобы возвратиться в город. Но почему-то повели в совершенно противоположную сторону от города. Выстроив в ряды, нас поставили таким образом, что пять возов ехали впереди нас, а два – сзади; те возы, которые были позади, беспрестанно наскакивали на задние ряды, и лошади сшибали с ног тех, которые не успевали отбежать в сторону; тех же, которые отбегали в сторону, награждали ударами нагаек. Ходить заставляли нас, несмотря на нашу измученность, очень быстро, чуть не бежать за едущими впереди возами. По дороге нас по-прежнему подвергали разным побоям, заставляли петь, ежеминутно снимать и надевать шапки, подсаживать солдат на возы. Так нас привели в дер. Киселевичи; здесь нас снова расставили в ряд, подвели к месту, где лежала куча бревен, и поочередно выводили самых высоких, велели им становиться на бревна, махать руками, петь и изображать из себя дирижера хора, а всем остальным велели петь за дирижером. Те, которые не могли почему-то угодить своим мучителям, подвергались жестокому избиению. Особенно сильно был истерзан глубокий старик Янкель Папуш за то, что вместо того, чтобы дирижировать, он поднял руки к небу и стал плакать и молиться. Его ужасно избили и стащили с бревен. Не ограничиваясь этим, мучители наши для своей потехи заставляли многих бегать за собравшимися вокруг деревенскими девушками и вводить их в хоровод, те, конечно, разбегались. Так нас, подвергая всю дорогу самым утонченным издевательствам и мучениям, привели в 4 час. дня в город и распустили по домам, наградив каждого предварительно ударом нагайки. После кошмара переживаний этого дня мы – физически и морально измученные люди.

Все вышеизложенное подтверждаем.

(Следуют 22 подписи).

Текст документа приведён по сборнику документов «Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны. 1918—1922 гг.», ответственные составители: Зюзина И.А., Милякова Л.Б. Подлинник документа хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 7)

Перевод записки, поступившей в Совет Еврейской Общины города Бобруйска.

В Совет Еврейском Общины гор. Бобруйска.

4-го октября 1919 года, в «Судный День» (Иом-Кипур), в 9 часов утра в сина­гогу Файнштейна (по Скобелевской улице) ворвались 3 польских солдата и с криком: «жиды, пшакрев», выгнали из синагоги всех прихожан – молодых и старых, среди которых были и 70-летиие старики. Им приказано было становиться в шеренги, по 3 че­ловека: кто не успевал во время стать в шеренгу, получал удары нагайкой. Потом всех повели, не указав – куда и зачем. Через город прошли сравнительно благополучно, только наиболее слабые, отставшие от остальных, получали удары нагайкой. Пройдя несколько кварталов по Скобелевской улице, они встретили несколько солдат, из ко­торых один, крикнув «пшакрев», угостил первого попавшегося ему еврея плевком в лицо. Толпу привели к болотистому лугу за деревней Березовичи и приказали нагру­зить семь подвод сеном. Луг был настолько болотист, что первая лошадь, попавшая в болото, погрузилась в него вместе с возом и не могла выбраться. Все вошли по колено в болото, но возле лошади могло поместиться только 20 человек, остальные же стояли без дела, а солдат немилосердно стегал их нагайкой, приказывая вытаскивать лошадь. Крестьяне – хозяева подвод участия в работе не принимали, им не приходилось хо­дить по болоту, несмотря на то, что они были обуты в сапоги, большинство же евреев было в башмаках или галошах, а старики, по правилам Судного Дня – в одних носках.

Один из солдат, стоявший возле стога сена, следил за тем, чтобы все ревностно исполняли работу и набирали большие охапки сена; при этом он не делал исключения даже для 70-летнего старика. Другой солдат, стоявший посредине дороги, следил за тем, чтобы евреи быстро сносили охапки сена к возам, причем каждого из них бил нагайкой. В город евреев заставляли возвращаться под командой: снова вы­строили в ряды по 3 человека, и, по команде, они должны были двигаться то медленно, в ногу, солдатским шагом, то бегом. Особенно усердно следили за теми, которые отста­вали от шеренги, их немилосердно били нагайками. Затем начались издевательства: приказывали громко петь, и кто нe обладал звучным голосом, получал нагайкой. Один из солдат обходил шеренги и специально следил, при помощи нагайки, за тем, чтобы громко пели; приказано было также махать руками. Толпу провели через деревню Киселевичи, где всех выстроили в ряды, приказали петь и размахивать руками. Когда, пройдя некоторое расстояние, толпа поравнялась с бревнами, сложенными в кучу, солдат приказал одному из евреев взобраться на бревна, размахивать руками и громко петь, все же должны были не отставать от своего дирижера. Те, которые не могли по­чему-то угодить своим мучителям, подвергались жестокому избиению. Особенно сильно истерзан глубокий старик – Янкель Папуш за то, что вместо того, чтобы дирижировать, он, подняв руки к небу, стал плакать и молиться. Его избили ужасно и стащили с бревен. Через несколько месяцев Папуш умер. Не ограничиваясь этим, мучители нашли новую потеху: заставляли стариков бегать за собравшимися девушками и вво­дить их в хоровод. В той же деревне Киселевичи несчастных заставляли снимать шапки, надевать их, опять снимать и надевать – и все это проделывалось на глазах жителей деревни, собравшихся посмотреть на разыгравшуюся перед ними «комедию». Когда по дороге встречали солдата, всех заставляли снимать перед ним шапки и отдать честь. Так над ними издевались по дороге в город.

Один из сопровождавших солдат, сидевший на возу, вызвал из шеренги двух евреев и приказал снять себя с воза.

Когда вошли в город, всех снова выстроили в шеренги и приказали спеть марш. Затем всех отпустили, предварительно угостив каждого из них ударом нагайки по спине.

Так, голодные и усталые, мокрые от болотной грязи, измученные физически и нравственно, попали к себе в дом к четырем часам дня 130 человек, захваченные бандитами в синагогах Файнштейна, Магидской и Солдатской. Некоторые из постра­давших решили аппелировать по поводу случившегося к высшей власти.

Они направились в комендатуру, но, вместо восстановления справедливости, они там подверглись вторичному издевательству. Их допрашивал комендант с адъютантом, которые требовали от них назвать имена солдат, тащивших их на работу.

Следует указать, что еще до начала допроса адъютант подскочил к одному из пострадавших – Мотькину, взял ого за отворот пиджака и начал трясти, со словами: «Как ты стоишь перед паном комендантом!». Понятно, что после такой встречи, у них всех пропала охота добиваться здесь справедливости.

Текст документа приведён по сборнику «Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1-я. Погромы, учиненные белополяками: Официальные документы, обследования и свидетельские показания»

Показания жителя г. Бобруйска Минской губ. Э. Шейнина Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск о пребывании поляков в городе

25 июля 1920 г.

Протокол

г. Бобруйск, июля 25 дня 1920 г. Член Комиссии по расследованию зверств польских властей допрашивал нижепоименованного, который показал следующее:

Я, Элья Шмойлов Шейнин, 50 лет, лавочник, живущий на углу Адамовской и Татьяновской [улиц], подтверждаю правильность оглашенного мне заявления, которое я еще с 21 прихожанами нашей Маггидской синагоги подали в октябре прошлого года в совет еврейской общины, и прошу это заявление приложить к протоколу.

Кроме того, считаю нужным дополнить заявление следующим.

В ноябре, приблизительно через несколько дней после случившегося, по совету общины, мы направились втроем: я, Духин и Мотькин в комендатуру, где, мы полагали, будет допрос. В действительности вместо допроса имело место какое-то издевательство. Допрашивали нас комендант с адъютантом, которые требовали от нас назвать имена солдат, тащивших нас на работу. Следует указать, что еще до начала допроса адъютант подскочил к одному из нас, Мотькину, взял его за отворот пиджака и начал трясти со словами: «Как ты стоишь перед паном комендантом?» Понятно, что после такой встряски у нас всех отпала охота добиваться здесь справедливости и мы старались лишь поскорее убраться подобру-поздорову.

Второй раз нас вызвали на допрос в полевую жандармерию. Третий раз – в полевой суд. В суде следователь несколько раз приступал к допросу, но ни разу не окончил их.

Эля Шмойлов Шейнин

Текст документа приведён по сборнику документов «Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны. 1918—1922 гг.», ответственные составители: Зюзина И.А., Милякова Л.Б. Подлинник документа хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 11)

Протокол

Город Бобруйск, июля 25 дня 1920 года. Член Комиссии по расследованию зверств польских властей допрашивал нижепоименованных, которые показали:

Мы, прихожане синагоги файнштейна: Зимель Нохимов Духин, 62 лет, торго­вец (переулок Карла Маркса, 3), Гисер Ицкович Рубинчик, 54 лет, торговец (улица Маркса, 153), Берка Хаимов Фейгельман, 60 лет, торговец (улица Маркса, 171), Арон Берков Мотькин, 50 лет, служащий (переулок Маркса, 1), Шмуель Залманов Палей, 65 лет, учитель (переулок Маркса, 7), Мовша Шлиомов Хаит, 52 лет, учитель (улица Маркса, 100), Гирша Эфроимов Хейман, 52 лет, берлинщик (ул.Маркса 133), Гирша Мовшев Герчик, 50 лет, сапожник (улица Маркса, 165), Бемциан Вульфов Малин, 59 лет, ломовой извозчик (переулок Маркса, 11). Мордух Ицков Рубинчик, 48 лет, красилыцик (улица Маркса, 128), Вольф Лейбов Гуревич, 70 лет, шамес си­нагоги Файнштейна (улица Маркса, 90), Иосиф-Хаим Мовшев Левин, 70 лет, про­мышленник (улица Маркса, д. Гельфанда), – подтверждаем предъявленное нам в переводе на русский язык заявление наше, поданное в ноявбре с.г. в Еврейскую Общину.

К сему дополняем, что, когда нас вели в город, от нас солдат потребовал 200 руб. выкупа; так как денет ни у кого из нас, по случаю праздника, не было, то нас не только не отпустили, а, наоборот, наши мучения усилились.

Издевательства над стариком Янкелем Папушем, о которых говорится в нашем заявлении, были настоящей экзекуцией: в наказание за то, что он не мог быть дири­жером, его подвергли телесному наказанию в деревне Киселевичах. Больше ничего по­казать не имеем.

Подлинный за 11-ю подписями.

Член Комиссии (подпись).

26-го июля в Комиссию явились: Мовша Иоселев Нисенбаум, 43 лет, извозчик (улица Маркса) и Гирш Шаев Литвин, 39 лет, извозчик (улица Маркса), которые заявили, что вполне подтверждают вышеизложенное показание.

Мовша Иоселев Нисенбаум, Гирш Шаев Литвин, а за них, неграмотных, по их личной просьбе расписался (подпись).

Подтверждает Элья Мовшев Шмидов, торговец, 29 лет (улица Маркса, 135).

(Подпись).

Текст документа приведён по сборнику «Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1-я. Погромы, учиненные белополяками: Официальные документы, обследования и свидетельские показания»

Фрагмент статьи Магдалены Валикурска «Антиеврейское насилие со стороны польских войск, 1918–1920 гг.: случай Бобруйска», опубликованной в журнале East European Jewish Affairs Том 52, 2022 — Выпуск 1: Jews and Polish Independence, 1918 (Перевод с английского языка)

В мемориальной книге еврейской общины Бобруйска, изданной в 1967 году в Тель-Авиве, десять месяцев возобновления польского присутствия в городе в 1919 году описываются как «месяцы террора».

Когда познанццы, как называли части Великопольской армии, вошли в город, они объявили трехдневный запрет на передвижение и начали грабить еврейские дома и магазины. Некоторые из них были подожжены. Очевидец этих событий Шимон Агин так описал атмосферу тех первых дней:

Евреи были заперты в своих домах до тех пор, пока они, наконец, не осмелились выйти на улицу и заняться своей работой. Нас встретили преследования и принуждения. Бородатые евреи боялись переходить улицу, опасаясь, что им отрежут бороды бритвой, тупым ножом или ножницами. Девушки старались не выходить на улицу после наступления темноты, чтобы не подвергаться преследованиям со стороны солдат.

Вскоре насилие против евреев приняло организованный и систематический характер. Время проведения антиеврейских погромов — в самый священный день еврейского религиозного календаря — говорит о преднамеренном и тщательно спланированном характере насилия, рассчитанном на достижение максимально возможных психологических страданий. В Йом Кипур познанщики совершили набег на синагоги Бобруйска, осквернили свитки Торы и задержали мужчин. Евреев, терпящих избиения и унижения, вывозили на окраину города, где над ними издевались, заставляли их танцевать и скандировать «Да здравствует Польша!» Слабых и пожилых людей избивали и заставляли работать в полях. Отец Давида Шимони был среди мужчин, над которым издевались солдаты.

Есть ли большее удовольствие, чем насильно отрезать еврею бороду? … Я до сих пор с ужасом вспоминаю, как однажды дверь нашего дома открылась и перед нами появился мой отец, который опоздал домой и уже заставил нас волноваться за него. Меня удивила его бледность, а тем более странность его лица. …Борода у него была подстрижена, точнее, выщипана. Он улыбался нам. Он наверняка хотел нас успокоить улыбкой… С утра, когда его схватили «завоеватели», и до самого вечера его заставляли таскать грузы, что, по его словам, совершенно не имело смысла, и совершенно естественно было для него, человека изнуренного старостью и испытаниями войны, непосильно. Однако «герои» не успокаивались на столь мелких задачах. Пока «зеленая молодежь» развлекалась отрезанием бород, взрослые были заняты отрубанием голов.

Как только польские военные взяли город под свой контроль, они начали расследование и преследование просоветской деятельности. В результате ряда произвольных обысков домов была арестована группа евреев, подозреваемых в симпатиях к Советскому Союзу. 19 октября были задержаны девять членов семьи Геклер, в том числе женщины и маленькие дети. Польский офицер, проводивший обыск в их доме, приказал их арестовать после того, как нашел пишущую машинку и портрет Карла Маркса. Все члены семьи были подвергнуты пыткам, а затем казнены, а женщин, как сообщается, заживо похоронили в братской могиле. Убившие их солдаты затем разграбили имущество Геклеров, а капитан даже отправил часть их имущества своей семье в Польшу. Позже польский военный суд оправдал всех преступников.

Последние акты насилия в Бобруйске произошли при выходе поляков из города в начале июля 1920 года. Отступление длилось три дня и три ночи. Шимон Агин отметил следующее:

Поляки маршируют по Шосейной улице в сторону Слуцка и Брест-Литовска, арьергард рассредоточен по всему городу, чтобы грабить, насиловать и грабить или просто запугивать. Все дома и окна заперты решетками. Ночью солдаты подожгли несколько домов. Пламя взметнулось ввысь, и город освещен, как будто это был полдень… . Огонь распространяется от дома к дому, особенно в деревянных кварталах. Страх перед пожаром вынуждает людей выходить из домов, но оставаться на улице также опасно для жизни. Тысячи людей, в том числе дети, прячутся во дворах. Раздаются крики о помощи. Но к кому они направлены? Каждый крик привлекает следующие, и вскоре один коллективный крик о помощи: «Ратевет [спасите]!» поднимается в небо. … Это была ночь ужаса.

После того как летом 1920 года польские войска были вытеснены из Бобруйска, советские власти начали документировать зверства, совершаемые «белыми поляками» против мирного населения. В отчетах специального следственного комитета пытались дать количественную оценку страданиям еврейского населения, но они также описывали насилие с точки зрения классовой динамики (например, подчеркивая участие польских офицеров) и представляли советские власти как поставщика гуманитарной помощи для жертв. По данным одной из таких советских следственных комиссий, в период с 1919 по 1920 год в Бобруйском районе польские войска убили 47 мирных жителей, ранили 13, разграбили 807 квартир, похитили также 782 лошади, 106 коров и 102 других дойных животных. Кроме того, было подожжено 2399 построек, в том числе мельницы, больницы и советские школы.

Оригинал статьи

Доклад Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск при Бобруйском ревком об убийстве семьи Геклеров и эксцессах в г. Бобруйске Минской губ. в сентябре-октябре 1919 г.

Дело Геклера

Одной из кошмарных историй во время господства панов в Бобруйске является убийство семьи Геклеров, состоящей из 9 чел.

Произошло это в сентябре месяце. Как видно из всех показаний, убийство было совершенно на почве подозрения в коммунизме, по доносу одного из работников семьи Геклер, за отказ принять на службу. У Геклеров был произведен обыск под руководством одного капитана. Во время обыска у него нашли телефонные аппараты, пишущую машину, несколько портретов, в том числе и Карла Маркса. После обыска вся семья была арестована и препровождена в полицейское управление. В это время в доме у Геклеров были забраны 2 коровы (поставлены у того же капитана) и много других домашних вещей. На следующий день мать и четверо меньших детей были освобождены, но к вечеру того же дня были вторично арестованы, и вся семья была отведена в тюрьму.

На следующий вечер они были взяты из тюрьмы якобы для отвоза в Минск, в чем и была выдана расписка семье Геклера начальником тюрьмы.

Назавтра, когда им принесли в тюрьму обед, им, [родственникам], было заявлено, что их увезли в Минск. Один из родственников поехал в Минск, наводил справки в жандармерии и в тюрьме, но нигде их не нашел. В это время в Бобруйске распространились слухи, что Геклеров расстреляли, но боялись говорить громко, а потому толковали втихомолку.

На месте происшествия убийства видели свежевырытую яму, но на вопросы жителей, что здесь такое, им отвечали, что здесь закопана сапная лошадь. Но ведь жители, в особенности родственники, не успокаивались, обращались во все исполнительные органы, а ответ был один и тот же: их увезли или в Минск или в Брест. У нас дальнейших сведений нет.

На огороде были видны части одежды и место, запачканное кровью.

Однажды проходил мимо этого места помощник пристава того же района и к нему обратились с просьбой посодействовать раскопке ямы. В присутствии их и 2 городовых хозяева огорода раскопали яму, и им представилась картина: извлекли 9 человеческих трупов – всю семью Геклера, причем черепа всех мужчин были обнажены, глаза выбиты, у одного из сыновей выскочил мозг, у отца торчала сломанная часть ноги. У женщин же были раскрыты рты, вероятно, их закопали живыми, у одной из них была выброшена печень, а мужчин всех расстреляли.

После раскопки их тела были направлены на еврейское кладбище, где в трупах опознали Геклеров, и они были преданы земле.

По рассказам хозяина, где жил капитан, под руководством которого производился обыск и убийства, видно, что он был самый низкий и ничтожный человек. У него были целые сундуки награбленного имущества, которое он постепенно переправлял в Варшаву.

2 коровы Геклера все время находились в его пользовании, и он их называл своими. Перед отъездом он обещал поджечь дом, в котором он жил, но за спешностью эвакуации он не успел это сделать.

Оскорбление культа

Не оставили без внимания поляки также священный культ.

Из полученных нами заявлений мы видим, что в Бобруйске позорно осквернили церковь и синагогу. Церковь была ими при приходе разорена и преобразована в полковой костел, а в момент отступления все ценное имущество церкви было забрано и вывезено.

Еще хуже они поступили в том же городе с синагогой.

В великий судный день Йом-Кипур солдаты толпой ворвались в синагогу и начали творить ужасы. Всех старцев в такой день забрали на работу. Во время работы над ними издевались, заставляли петь «Нех жие Польша». В синагоге выбили все рамы, Тору бросили в помойную яму, и так они ходили из одной синагоги в другую, из одной церкви в другую и издевались, в особенности над старцами, ужасно.

Текст документа приведён по сборнику документов «Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны. 1918—1922 гг.», ответственные составители: Зюзина И.А., Милякова Л.Б. Подлинник документа хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 17)

Фрагмент статьи Александра Фридмана «Геклеры: трагедия еврейской семьи из Бобруйска»

Основываясь на воспоминаниях сестры убитого поляками токаря Гдали Геклера Сарры С. Геклер-Тунклер и при содействии знаменитого уроженца Бобруйска, академика Семена Вольфсона, директора городского музея Цодика Славина и ряда других лиц, Дудар восстановил картину зловещего преступления, произошедшего 19 октября 1919 года.

К этому моменту Бобруйск уже несколько месяцев находился в руках «белополяков». Легионеры – выходцы из Познани («познанчики») – взяли город под свой контроль в конце августа 1919 года. Антисемитские эксцессы имели место уже в первые дни оккупации, когда были подожжены отдельные еврейские лавки и дома.

«Познанчики» свирепствовали: евреев использовали на тяжелых принудительных физических работах; избиение евреев прямо на улицах стало обычной практикой; излюбленным развлечением оккупантов было глумливое обстригание бород и волос у еврейских мужчин.

4 октября 1919 года, в день, когда бобруйские евреи отмечали Йом Киппур, дело дошло до погрома. Легионеры врывались в синагоги и выгоняли верующих на улицы. Евреев отвели за пределы города, заставили копать землю, собирать траву и сено, а потом избили. На роль жертв подбирались преимущество физически слабые горожане еврейского происхождения. В Бобруйске регулярно проходили аресты еврейских жителей, которых поляки подозревали в сотрудничестве с большевиками. Под этим предлогом был задержан престарелый раввин Нисан Рубин, которого впоследствии, однако, отпустили. Иначе распорядились оккупанты с семьей Геклер.

Токаря Гдалю Геклера, его жену Шифру, малолетних детей Фаню, Лизу, Менделя и Исаака, старшего сына Бориса, дочь Эстер и ее мужа Соломона Баскина, которым Дудар посвятил свой очерк, «познанчики» схватили спустя две недели после погрома, в канун Шабата. Жилище Геклеров было опустошено.

Утром 19 октября Шифру и маленьких детей освободили из-под стражи. Гдаля, Борис, находившаяся на пятом месяце беременности Эстер, а также Соломон остались за решеткой. Вечером было отменено решение об освобождении Шифры и детей. Геклеры обвинялись в связи с большевиками. Подозрения возникли не на пустом месте: Борис, Эстер и Соломон действительно поддерживали контакт с красными партизанами. Гдаля, Шифра, а тем более Фаня, Лиза, Мендель и Исаак не имели к этому никакого отношения.

Семье объявили о грядущем этапировании в Минск, где и должно было состояться разбирательство по этому делу. В Минск Геклеры не попали. Капитан артиллерии Козуба-Козубский, вдохновитель «дела Геклеров» и личный враг главы семейства, присвоивший впоследствии имущество токаря, на которое он уже, к слову, и до этого покушался, решил с евреями не церемониться. Вместе с верными ему «познанчиками» капитан уничтожил семью. Геклеров подвергли ужасающим пыткам, а убийство представили как якобы вынужденное пресечение попытки бегства.

Неблаговидную роль в октябрьских событиях сыграл бобруйчанин польского происхождения Каминский, которому, как подчеркивал Дудар, Гдаля Геклер в свое время очень помог и который считался близким другом еврейских семьи. Каминский донес по всей видимости на своего благодетеля, получив за это пост в польской полиции. Смерть Геклеров вызвала у него нервное потрясение, от которого он не оправился. Последствием стало психическое заболевание новоиспеченного полицейского.

Очерк «Забойства сям’i Геклер» Дудар завершил рассказом о том, как сестра Гдали безуспешно попыталась привлечь Козубу-Козубского к ответу за содеянное. Польская юстиция встала на сторону капитана, посчитала его объяснения убедительными и оправдала преступление «фактом» сотрудничества Геклеров с большевиками.

Оригинал статьи

Заметка, опубликованная в газете The American Israelite, 11 декабря 1919 года, стр. P5 (перевод с английского языка)

В Бобруйске польские войска, войдя в город, ограбили магазины евреев. Многие евреи были схвачены и отправлены в трудовые батальоны. В День Искупления солдаты вошли в синагоги, разбросали молитвенники и талиты и отобрали несколько молящихся для сбора сена в полях. В тот день на евреев также нападали, многим отрезали бороды.

После службы «Коль-Нидрей» сорок пять магазинов были сожжены, а их содержимое разграблено. По навету врагов и конкурентов евреев ежедневно арестовывают по подозрению в симпатиях к большевикам и измене. Среди жертв был престарелый раввин Натан Рубин, которого, однако, впоследствии освободили.

Оригинал заметки

Заметка «Оркестр играет в то время как город горит», опубликованная в газете The Minneapolis Star, 04 октября 1920, стр.4 (перевод с английского языка):

Наша специальная комиссия сообщает следующие факты о погроме в Бобруйске: Погром начался 8 июля и длился три дня. Польские бандиты обворовывали и грабили город под надзором полиции. Городской рынок и весь деловой сектор были разрушены под аккомпанемент музыки польского военного оркестра. Тушить пламя запрещалось под страхом смертной казни.

Оригинал заметки