Сохранена оригинальная орфография и пунктуация текстов. Данные о количестве жертв в разных документах могут отличаться. В разделах «События» и «Жертвы» число жертв дано по документам, в которых, на наш взгляд, приведена наиболее достоверная информация.

Из статьи Ольги Левиной «Еврейский мститель», опубликованной в журнале «Мишпоха» , №44, 2023 год:

«<…>12 января 1918 года белопольский корпус генерала Довбур-Мусницкого, сформированный ещё в июле 1917 года из солдат, офицеров и беженцев на территории Беларуси, поднял мятеж, объявив войну власти Советов. Бытует мнение, что именно отряды новой власти Советов в занятых ими местечках-штетлах и городах устранили кровавые погромы, от которых больше всего пострадали евреи. Мне рассказывал папа (ему было тогда 9 лет) о погроме в 1918 году, когда в Минск вошли белополяки, то они стали грабить и убивать. Его старший восемнадцатилетний брат Борис организовал молодёжную еврейскую самооборону, которая спасла многие семьи. Но когда белополяки ушли, то его мама (моя бабушка) очень боялась, что старшего сына – организатора самообороны – посадят в тюрьму. Она повезла его в Ригу и посадила на пароход в Америку.<…>».

Полная версия статьи на сайте журнала «Мишпоха».

Из книги И. Я. Хейфица «Мировая реакция и еврейские погромы, Том 1, Польша, 1918 – 1922»:

«Минск

Минск, прежде губернский город, ныне главный город Белоруссии. Население его в 1914 году равнялось 106 тысячам человек, из них 52—55% евреев.

После отступления немцев, в декабре 1918 года, город был занят большевиками. В августе 1919 года город был занят поляками; во время боев с большевиками с аэроплана были разбросаны прокламации за подписью американского сенатора Моргентау, в которых еврейское население призывалось к лойяльному отношению к Польше; в другом воззвании «от казаков к казакам» утверждалось, что большевики всегда плохо относились к казакам и «что необходимо освободиться от еврейского господства»… Воззвания, в особенности прокла­мации за подписью Моргентау, произвели удручающее впечат­ление на еврейское население, так как из них видно было, что евреям нечего ждать хорошего от прихода поляков.

Поляки вошли в город в пятницу 8-го августа 1919 г.; улицы были пусты, лавки закрыты; уличных боев не было, так как большевики заранее отступили. Установлено, что население вполне лойяльно отнеслось к польским войскам; ни одного выстрела со стороны гражданского населения не было.

Несмотря на это, немедленно начался погром. Около 300 част­ных квартир и такое же количество лавок было разгромлено; все почти исключительно еврейские. Не обошлось без чело­веческих жертв; таковых в Минске насчитывается до 37; во всем Минском районе погибло до 200 человек, среди них имеются и дети. Установлены три случая изнасилования женщин.

Характерен циркулировавший по городу во время погрома слух, что солдатам разрешено безнаказанно грабить в течение трех суток. В субботу член Еврейской Общины обратился к графу Чапскому (находившемуся у американского генерала Джадвина, члена Комиссии Моргентау) с ходатайством о при­нятии мер к прекращению погрома. Граф Чапский обещал принять надлежащие меры; в тот же день был назначен комиссар вновь завоеванной области г. Раткевич, впоследствии министр внутренних дел. Но тем не менее погром продолжался и в воскре­сенье, до некоторой степени затихая; прекратился же он лишь в понедельник, причем обычные, неизбежные в таких случаях эксцессы продолжались еще в течение многих недель.

Борьба польской власти с «эксцессами» со стороны легио­неров лучше всего характеризуется приговорами военного суда: из двух солдат, обвиняемых в убийстве, один был оправдан, а другой, признанный виновным, отделался легким наказа­нием. В грабежах, помимо солдат, участвовало и гражданское население. Разграбленными оказались: 24 крупных магазина и 2 склада еврейских кооперативов; шесть кооперативных лавок с христианскими служащими оказались нетронутыми.

Данные Социалистической Комиссии о Минском погроме подтверждаются нижеследующим документом Российского Обще­ства Красного Креста (показания свидетеля Курбатова), пред­ставленным в официальном порядке Делегацией Российского Красного Креста Международному Комитету Красного Креста в Женеве.

«Где, пся кревь, большевики?»— таковы были первые слова, услышанные жителями города Минска от своих «осво­бодителей»; эти последние выламывали двери и ворота и под предлогом освобождения жителей от большевиков отнимали у мирного населения ценные вещи, деньги, утварь, одежду и прочее. 8, 9, 10 августа происходила настоящая вакханалия носителей культуры и свободы. Польская «демократия» отли­чалась по части грабежей, насилий и убийств. Особенно при­шлось пострадать еврейскому населению. Всякий еврей — ком­мунист: таково убеждение не только польских солдат, но также и чиновников, откровенно высказываемое ими вслух. Поэтому достаточно доказать, что такой-то — еврей, чтобы обвинить его в коммунизме, а, следовательно, подвергнуть его побоям, истя­заниям и в конце концов, если жертва в состоянии вынести эти муки, также и заключению в тюрьму, где всякую надежду на избавление приходится оставить»

Из книги Давида Элиезера Розенталя «מגלת הטבח» («Свиток резни»). Перевод на русский язык осуществлён Михаэлем Шафиром:

«I

В «Идишен Курьер» от 18 июля 1920г. Хинда Фишер, прибывшая из Минска в Чикаго, рассказывает следующее:

«Когда 8 августа 1919г. поляки вошли в Минск, состоятельные горожане радостно их встретили, и надели в их честь праздничную одежду. Но надежда евреев на жизнь под крылом поляков оказалась тщетной.

Сразу же после прибытия польские солдаты стали нападать на еврейские лавки и склады как дикие звери, и разграблять их до основания. В этом им помогали женщины и дети из городских христиан, которые приходили с пустыми мешками, и наполняли их еврейским добром, которое поляки вытаскивали из складов и бросали снаружи. Поляки не ограничились лишь грабежом, они насмехались и издевались над евреями с большой жестокостью. Они с мясом выдирали у евреев бороды, принуждали их делать всяческую позорную работу, запрягали евреев в телеги, которые те были вынуждены возить.

Вообще, все время пребывания поляков в Минске евреи жили в постоянном страхе и постоянно рисковали жизнью. Поляку было достаточно разозлиться на еврея, чтобы объявить его большевиком, и тогда его казнили без суда и следствия. Так было убито много минских евреев».

II

Вот что пишет корреспондент из Минска в газете «Унзер Ворт»:

«Сразу после прибытия поляки рассеялись по улицам и устроили погром и убийства. Любого заподозренного в коммунизме они расстреливали без суда и следствия. Чернь набросилась на еврейские дома и лавки, и грабила их до основания. Грабежи и погром длились с одиннадцати часов утра до четвертого часа пополудни. Пятьсот лавок и складов были опустошены, и 32 человека были убиты. Генерал Джавон, член американской следственной комиссии (основанной Моргентау), который был свидетелем убийств и жестокости поляков, свидетельствует о том, что большинство убитых вообще не интересовались политикой. Среди убитых были старики, а также пять малолетних детей.

Еврейским газетам, выходящим в Вильно, было запрещено публиковать хотя бы слово относительно погрома и убийств. Несколько сотен евреев, уважаемых членов общины, были арестованы и высланы в Молодечно и в Вильно. Изгнанников мучали голодом и другими способами. Торговец Левин в пути умер от голода. 65 арестованных были привезены в Молодечно, а пятьсот – в Вильно. Оттуда их переправили в другие места без уведомления, куда их переводят».

«Унзер Ворт», 14 ноября»

С текстом книги «Свиток резни» Вы можете ознакомиться на личном сайте Михаэля Шафира

Статья из газеты «Форвертс» о погромах польскими воинскими частями в г. Минске в августе 1919 г. — июле 1920 г.:

5 августа 1920 г.

«Насилия над личностью

На второй неделе нашего пребывания в Минске стали ловить людей на улицах на принудительные работы. Ловили исключительно евреев. Если поляки иногда сомневались, еврей ли это, то спрашивали: «Жид или католик?» и в зависимости от ответа освобождали или брали на работу. Работать заставляли 24 час. без перерыва, без отдыха, и за всякую мелочь зверски избивали. Поляки изобрели новый способ издевательств: они разделяли пойманных евреев на две отдельные группы — одна, в которой все были одеты в светлом или белом, — и этих заставляли грузить уголь; другая же, в которой все были одеты в темном, — заставляли грузить муку. Итак, по окончанию работы они были так измазаны и измучены, что совершенно не были похожи на людей. Весьма понятно, что благодаря таким обстоятельствам евреи при виде милиционера на улице разбегались, и крайне неприятно было наблюдать — выглядело, как будто птицы улетают от нападающих коршунов. Так, убегая, к нам раз вскочил в окно нашего бюро старик-еврей, весь побледневший, как смерть. Евреи перестали показываться на улице. Поляки знали, что субботу евреи не пропустят и пойдут в синагогу. Они вместе с милиционерами, по окончании молитв, оцепили синагогу и всех выходивших из синагоги евреев в талесах тащили на работу.

Евреи-мужчины совсем перестали бывать на улицах, и та часть работы и предприятия, которые еще было остались у евреев, теперь всецело остановились, и в связи с этим нужда сильно увеличилась. Когда большевистская армия стала приближаться к городу, в последнем стал ощущаться недостаток в хлебе. Поляки сейчас же стали распространять слухи, что виноваты в этом евреи, что последние прячут муку и т.п., и через свои газеты они объявили, чтобы с хлебными карточками явились в определенные места за хлебом только исключительно христиане.

На Юрьевской (Раковской) ул., недалеко от креста, находится небольшой базар, где крестьяне ближайших сел привозят некоторые продукты, как-то: овощи, муку, масло и т.п. В одно прекрасное утро польские солдаты явились туда на базар и запретили продажу названных продуктов евреям. Своими прикладами они угрожали крестьянам, пытавшимся заговорить с еврейскими женщинами. [Когда] одной еврейской женщине с большим трудом удалось купить кувшин молока, то поляк один тут же его перевернул и вылил.

Еще до занятия Минска поляками еврейское население готовилось к погрому, ибо все знают, что это их первое дело при занятии какого-либо города. В это время находилась в Польше комиссия Моргентау, и несколько общественных деятелей из Минска отправились к нему и заявили, что для предостережения погрома в Минске необходимо послать туда кого-либо, и только благодаря прибытию генерала Джадвина в Минске было только 35 еврейских жертв.

Во время похорон одного из активных общественных деятелей, Абрама Каплана, все еврейское население приняло участие в процессии, и во время шествия познанцы оцепили процессию и стали варварски избивать всех. Весь народ рассеялся, остались у гроба только родные, которые заявили, что их могут убить, но они от гроба не отойдут. Один из общественных деятелей, гр. Б., отправился к губернатору Рацкевичу, у которого заседали военные власти. Гр. Б. был так возбужден, что он истерически выкрикнул: «Мало того, что Вы нам не даете жить, Вы еще не даете нам свободно умирать», — и он расплакался навзрыд.

Губернатор так был тронут этой сценой, что он пригласил одного из генералов и они вместе с гр. Б. отправились на место происшествия. К сожалению, солдаты уже успели к тому времени скрыться, и губернатор заявил ему, что, не имея налицо преступников, он ничего не может сделать, и предложил ему продолжать процессию, а сам уехал вместе с генералом.

Гр. Б. не успел оглянуться, как он был окружен солдатами, которые повели его в гостиницу «Европа», занятую военной властью. По дороге солдаты говорили, что надо его убить, как собаку, и как только они его ввели в коридор гостиницы, они его прикладами втолкнули в погреб гостиницы. К счастью, появился губернатор Рацкевич и, узнав гр. Б., он подбежал к солдатам и спросил, за что они его арестовали. Они ответили, что он пытался обезоружить группу польских солдат и как ни смешно, как ни немыслимо это обвинение звучало, губернатор все-таки не вмешался, ссылаясь на то, что это военное преступление и находится не в его ведении, и только благодаря тому, что губернатор знал хорошо гр. Б., он посодействовал его освобождению.

У некоего гр. Тобкина реквизировали его дома и заняли солдатами. Офицер, который заведовал этими солдатами и тоже занимал один из домов гр. Тобкина, найдя железо на дворе, стал продавать его, и когда Тобкин однажды пришел к офицеру и запротестовал против незаконной продажи его собственности, то ему за это преступление сбрили бороду, усы, брови и волосы и зверски избили».

Текст документа приведён по сборнику документов «Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны. 1918—1922 гг.», ответственные составители: Зюзина И.А., Милякова Л.Б. Подлинники документов хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 24. Д. 6. Л. 55—56. Копия.)

Доклад Юридической комиссии Минского отдела ЕКОПО о погромах польскими воинскими частями при отступлении из г. Минска 9—11 июля 1920 г.

21 июля 1920 г.

«Произведенным предварительным расследованием установлен ряд фактов, дающих возможность уже сейчас воспроизвести нижеследуюшую общую картину событий, сопутствовавших отступлению польских войск из г. Минска и окрестностей его.

Уже с первых чисел июля месяца началась лихорадочная эвакуация польских гражданских и военных учреждений из Минска; в эти дни все непольское население было всячески понуждаемо производить бесплатно всевозможные тяжелые работы, доставлять лошадей и подводы, которые захватывались без каких бы то ни было законных оснований и часто угонялись далеко за пределы города и вовсе не возвращались владельцам; особенно возмутительное отношение было проявлено, как и всегда в польской оккупации, к еврейскому населению, которое в этот период уже подвергалось насилиям и единичным грабежам. Так, на огромном пожаре, уничтожившем до 40—50 домов, возникшем в районе Троицкой площади в среду 7 июля при обстоятельствах, возбуждающих подозрение на участие агентов польской власти в поджоге, уже совершенно определенно проявилось впоследствии точно подтвердившееся обстоятельство, что польским солдатам и жандармерии разрешено было властями грабить мирное население. Вызванные для тушения пожара и охраны выносимого из огня имущества солдаты и жандармы занимались главные образом грабежом, врываясь в соседние с находившимися в огне домами, и уносили оттуда наиболее ценное, разбивая и ломая прочее имущество.

Пытавшиеся возражать и защищать свое имущество погорельцы избивались, а некоторые были арестованы. Обстоятельства эти установлены рядом заявлений потерпевших (Х. Ботвинник, А. Гершман, Я. Фельдман, Ш. Миникес, Х. Рубин и др.).

С вечера 9 июля, после оставления города гражданскими властями, начался форменный планомерный военный погром всего города и особенно еврейского населения, длившийся до утра воскресенья 11 июля, т.е. до появления в городе первых красноармейских разъездов. Отступающие польские войска, сопутствуемые чернью, рассыпавшись небольшими группами по всему городу, разбили и разгромили около 75% всех магазинов и лавок, взламывая прикладами ружей и другими орудиями запоры, ставни и двери, даже железные, выбивая все стекла в окнах; часть похищенных товаров нагружалась на повозки беспрерывно тянувшегося по городу польского военного обоза; другая часть тут же за бесценок распродавалась отбросам населения и разносилась по всему городу; то, что не могло быть унесено, подвергалось беспощадному истреблению и уничтожению. Группа вооруженных солдат врывалась беспрерывно в течение двух суток в частные квартиры мирного населения, взламывая окна, ставни и двери. Общая картина была такова: всюду угрожая расстрелом, польские солдаты группами в 5—6, а иногда и больше человек врывались в квартиры и требовали выдачи денег и всего ценного; уносили из квартир большими узлами платье, белье, продовольствие, обувь и проч.; во многих квартирах грабители бывали по несколько раз (3—5 раз); некоторые жильцы были оставлены лишь в том платье, которое было на них: все остальное было унесено и разграблено; с некоторых снимали тут же обувь, срывали с пальцев кольца, у женщин из ушей с силой вырывались серьги; бывали даже случаи, когда вырывались изо рта вставные золотые зубы. В целом ряде квартир грабители-солдаты избивали жителей, часто до потери сознания, выводили на двор, ставили «к стенке», пытая и угрожая расстрелом, требовали выдачи денег и ценных вещей; в некоторых домах озверевшие грабители-солдаты набрасывались с целью изнасилования на женщин и девушек, которых удавалось спасти, лишь уплатив солдатам выкуп. Найдя в одном доме свитки Торы, обозные солдаты измазали таковые колесной мазью, разбросали и растоптали их ногами. Встречая хоть малейшее сопротивление, даже словесное, грабители-солдаты жестоко расправлялись с населением, избивая прикладами, а в некоторых случаях и расстреливали: так, в доме № 20 по Крещенской ул. была смертельно ранена молодая девушка-студентка, умолявшая солдат, унесших все ценное из дому, оставить ей кольцо — память покойной матери: от полученных ран она через несколько дней скончалась; почти при аналогичных обстоятельствах были убиты польскими солдатами еще многие лица. Пока установлены нижеследующие имена: Х. Купер — 60 лет, В. Вилк — 24 г., М. Крейндель — 65 лет, Л. Ицкович — 65 лет, А. Фитерштейн — 41 год, Л. Перпинов — 43 г., Ш. Майзель — 50 лет, А. Одер — 27 лет, Н. Фишкин — 48 лет, Ш. Тоф — 24 г., М. Гордон — 46 лет, Б. Гордон — 19 лет, Запал — 21 год, 3. Сосенская — 21 год. Количество раненых и тяжело избитых в точности еще не выяснено. Помимо частных квартир и магазинов были разграблены поляками почти все лавки разных кооперативов: Центральный рабочий кооператив — 6 лавок и столовая; «Свободная кооперация», бывший «Русских чиновников» и др.; большая часть аптек, в том числе аптеки городского самоуправления, Шмуилевича, Каждана, Коварского и др.; склады Американского Красного Креста и Американского Еврейского распределительного Комитета (ДДК) (имеется в виду Joint Distribution Committee). При непосредственном участии начальствующих лиц частью расхищено, частью увезено лазаретное имущество старого госпиталя Красного Креста на Широкой улице и Пастеровская станция, принадлежавшая бывшему Минскому губернскому земству (сведения получены из городской Комиссии).

В эти же дни 9—11 июля город пылал, подожженный со всех сторон. С совершенной точностью установлено, что по распоряжению польской власти были взорваны и истреблены огнем, кроме зданий и сооружений чисто военного характера, оба железнодорожных вокзала (Виленский и Александровский) вместе со всеми сооружениями, железнодорожный мост, перекинутый через Московскую улицу, местный военный госпиталь со службами и госпиталь для военнопленных; дома Шапиро по Серпуховской улице, где помещались управление железной дороги и мужская гимназия; здание бывшего казенного склада (Ректификационный завод) на Ляховке; бараки-казармы Таубкина на Ляховке; здание бывшей обувной фабрики «Орел» на Бобруйской улице, в котором помещался лазарет для венерических больных, и большое количество близлежащих частных домов, в том числе аптека Шмуилевича (выгорел целый квартал). Кроме того, подожжен ряд других домов в разных частях города; во многих местах солдаты обливали дома керосином, бензином или смолой, но кое-где жителям удавалось предотвратить поджог. Был подожжен также барак, в коем содержались запертыми русские военнопленные; очень немногим из них удалось спастись из пламени. Во время пожаров легионеры часто кидали зажигательные снаряды в соседние дома, стреляли в жителей, выбегавших из квартир, грабили и отнимали выносимое из огня имущество. В целом ряде случаев установлено, что поджоги, а часто и грабежи совершались не только по приказу, но и при непосредственном участии начальствующих лиц — офицеров, врачей, чиновников и прочее. Тушению пожаров оказывалось всяческое противодействие: власти и воинские чины прямо запрещали тушение пожара, прибегая к насильственным мерам против пожарных; при возникновении еще первого пожара запрещено было бить тревогу на каланче. Главный брандмейстер городской пожарной команды Ярмолович был арестован на первом же пожаре находившимся еще в Минске польским полицеймейстером Дрижинским, отдавшем ему приказ не тушить более пожаров и не выезжать на таковые (рапорт № 334); приезжавших пожарных солдаты часто избивали, снимали с них сапоги и угрожали расстрелом и проч. Имеются указания на неоднократные попытки агентов польской власти на взрывы зданий городской водопроводной и электрической станций и почтово-телеграфной конторы, своевременно предотвращенные лишь усилиями служащих и рабочих.

Польскими властями были, кроме того, забраны и увезены лошади городского пожарного обоза и Вольно-пожарного общества, повозки, упряжь и некоторые пожарные инструменты, что окончательно лишило город средств борьбы с пожарами; ими же были забраны также почти все лошади хозяйственных и санитарных учреждений городского самоуправления (сведения получены из городской комиссии).

В близлежащих деревнях и местечках, по пути отступления польских войск, солдаты также грабили население и проезжих, поджигали дома, мебель, мосты, угоняли скот, забирали с собой лошадей и повозки, принуждая владельцев ездить в качестве возчиков за много десятков верст от места их жительства. Более полные сведения о насилиях, учиненных отступающими польскими войсками в пределах Минской губ., будут представлены особо по получении таковых с мест.

Точного подсчета всех разгромленных в Минске магазинов, лавок, квартир, а также размеры причиненного населению и городу убытка сейчас не представляется еще возможным сделать; несомненно, однако, таковой должен будет исчисляться сотнями миллионов; также далеко не все случаи убийств, поранений и других насилий, учиненных польскими войсками, до сих пор зарегистрированы.

Председатель Комиссии

Секретарь»

Текст документа приведён по сборнику документов «Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны. 1918—1922 гг.», ответственные составители: Зюзина И.А., Милякова Л.Б. Подлинники документов хранится в Государственном архиве Российской Федерации (Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 13—16.)